Заметки о церковной реакции на военные действия: российские церкви союза ЕХБ

Военные действия России на территории Украины, а также мобилизация для участия в них в том числе и членов наших церквей, порождает вопрос о  необходимости церковной реакции на эти события. Представленные заметки являются попыткой осмыслить и конспективно изложить типичные подходы к вопросу участия христиан в  военных действиях вообще и в текущей войне в частности.

1. Постановка проблемы

Очевидно, существуют значимые различия в оценке происходящих событий как внутри российских церквей ЕХБ, так и между христианами в России и  христианами в других странах (в частности, см. документы Союза ЕХБ Украины и Международного баптистского альянса). Эти различия не получится игнорировать.

Возможные подходы к оценке текущей ситуации

Различные реакции на происходящее во многом связаны с нашей оценкой правильности/справедливости/уместности текущих военных действий. Формально возможны всего три основных варианта оценки.

1. Одобрение военных действий России. Это может выражаться в молитвах за победу России, в оказании разного рода помощи участникам боевых действий, в  распространении информации об оправданности военных действий (как собственных соображений, так и заимствованных из российских СМИ), в признании возможности для христиан участвовать в текущих военных действиях с оружием в руках или во вспомогательных структурах (добровольно и/или при насильственной мобилизации), в  официальных пожеланиях успехов руководству страны в контексте военных действий и т. п.

2. Осуждение военных действий России. Это может выражаться в молитвах за поражение российских вооружённых сил и/или молитвах об установлении справедливого мира, в распространение информации, критикующей основания, методы и цели военных действий России (как основанной на собственных соображениях или альтернативных источниках информации, так и заимствованных из украинских СМИ), в признании недопустимости для христианина участвовать в войне вообще или в данной войне в связи с её особенностями, в поддержке тех, кто разными способами уклоняется от мобилизации и/или собственном уклонении, в призывах предпочесть тюремное заключение участию в войне в случае невозможности уклонения, в критике военно-политического курса государства и т. п.

3. Попытка сохранить нейтралитет. Это может выражаться в молитве за мир с готовностью принять его в любой форме (и в случае победы, и в случае поражения любой из сторон), в равном осуждении действий всех участников военных действий с одновременной поддержкой тех, кто разными способами уклоняется от мобилизации, а также с призывом предпочесть тюремное заключение участию в войне в случае невозможности уклонения. Не обязательно сторонник какого-либо подхода должен выражать свою позицию всеми перечисленными способами. Однако даже часть этих действий фактически является проявлением приверженности определённой позиции. Впрочем, есть достаточно много людей с непоследовательным мышлением или неустойчивыми взглядами. В отношении их позиции и они сами, и другие не могут быть вполне уверенны.

Проблемы и вопросы, связанные с разными подходами

Избирая действия в рамках той или иной позиции, мы должны отдавать себе отчёт и в их обоснованности, и в их последствиях.

1. Одобрение военных действий России. Выбор этой позиции требует от христианина объяснения, почему типичные для войны действия не являются греховными (или в несколько иной формулировке: почему они являются меньшим злом, чем нечто, произошедшее бы при отсутствии этих действий). При этом важен вопрос не только о непосредственном участии, но и о соучастии в действиях других, осуществляемом через их поддержку или одобрение. Оцениваемые при обсуждении военных действий явления включают в себя следующее (данный список нужен, так как, говоря о войне абстрактно, мы не всегда вполне осознаём страшную реальность войны):

  • убийство агрессорами представителей вооружённых сил оккупируемой страны, пока количество убитых сделает сопро- тивление невозможным;
  • убийство обороняющейся стороной (регулярными войсками и партизанами) оккупантов, пока количество убитых сделает оккупацию невозможной;
  • ранения (обычно в количестве в три раза больше, чем убийства) участников боевых действий; военные ранения часто сопровождаются инвалидностью;
  • непреднамеренные убийства и ранения гражданских лиц в результате ведения боевых действий на территории их нахождения (как атакующими, так и обороняющимися); обычно число раненых и убитых гражданских, как минимум, сопоставимо с числом военных;
  • преднамеренное убийство гражданских лиц агрессорами с целью запугать обороняющуюся сторону, а также отвлечь часть сил обороняющихся на защиту населения для достижения стратегических преимуществ;
  • массовые грабежи и изнасилования на оккупированных территориях, как солдатами регулярной армии, так и наёмниками или коллаборантами;
  • массовые убийства и пытки гражданских лиц на оккупированных территориях по подозрению в шпионаже или иной поддержке своего государства;
  • горе семей, теряющих своих родных в результате военных действий;
  • разрушение критической инфраструктуры оккупируемого государства, что приводит к страданиям и смертям от голода, холода, отсутствия медицинского обслуживания и т. п., а также к массовому обнищанию населения страны на годы вперёд; также нищета усиливается организованным структурами агрессора разграблением имущества крупного бизнеса на оккупированных территориях;
  • превращение огромной массы людей в беженцев, потерявших жильё, имущество, работу, возможность совместного проживания семьёй и т. п.;
  • насильственный вывоз людей из страны; в частности, вывоз детей с последующим усыновлением и интеграцией в иную культуру;
  • различные психические расстройства у участников военных действий, приводящие к личностным проблемам на многие годы, а также существенному росту преступности во всех странах, вовлечённых в войну;
  • отравление сознания людей пропагандой, требующейся для создания мотивации к ведению агрессивной войны; как правило пропаганда ориентирована на развитие страхов и преднамеренное формирование примитивной картины мира с жестким разделением на «свой-чужой», типичной для людей с расстройством личности; причём эта трансформация сознания может сохраняться и годы после войны;
  • развитие естественной массовой ненависти в оккупируемой стране по отношению к стране и народу агрессоров, которая может сохраняться и порождать проблемы годы и после окончания войны; при наличии множества средств фото и видео-фиксации забывание войны может оказаться сегодня долгим;
  • создание рисков эскалации напряженности, в том числе и с переходом к глобальной войне с применением ядерного оружия;
  • трансформация политической системы воюющей страны в сторону бóльшего тоталитаризма с риском для всех сфер общественной и религиозной жизни, а также возможность кризиса в экономике и развитии страны (в том числе и из-за санкций); появление рисков государственных переворотов при неудачах в войне и т. п.

На тех, кто считают военные действия с такими последствиями морально и  прагматически оправданными, ложится груз объяснения той благой цели, за которую нужно платить эту цену. Или, отвлекаясь от социальных и глобальных последствий, нужен ответ личный на простой вопрос: когда христианин сам стреляет в другого человека или помогает своим сослуживцам, убивающим и совершающим иные насильственные действия, чем именно он должен объяснить себе своё право на такое действие перед Богом?

2. Осуждение военных действий России. Выбор этой позиции связан с риском преследования со стороны государства. Он также подразумевает для христианина сознательное решение не подчиняться власти на основании принципа, что Бога нужно слушать более, чем представителей власти (ср. Дн. 4:19), поэтому должен сопровождаться осознанием того, почему участие в военных действиях является грехом (или в несколько иной формулировке, почему участие является бóльшим злом, чем неучастие).

3. Попытка сохранить нейтралитет. Эта позиция, при всей своей кажущейся привлекательности, является практически неосуществимой. Дело в том, что типичный для неё подход – «пусть каждый поступает по совести» – не является нейтральным, но по факту является поддержкой военных действий, так как допускает возможность для христиан участвовать в них. Такая позиция может быть обусловлена страхом перед государством, получением неких выгод от государства, а также искренней поддержкой военных действий, сопряжённой с некоторым стыдом перед «своими». Также распространённые формулировки – «война зло, но…» или «я против войны, но…» – не являются выражением нейтральной позиции, так как главное утверждение идёт после «но», превращая первую часть в лукавое самооправдание. Наконец, заявления в стиле «мы должны быть вне политики» в  данной ситуации не срабатывают, так как любая реакция на мобилизацию – неминуемо политическая реакция, и её не избежать. На практике те, кто «вне политики», весьма часто оказываются скрытыми сторонниками военных действий. (По крайней мере, весьма редко встречается формулировка: «мы должны быть вне политики, поэтому давайте активно сопротивляться участию в  таком политическом действии как война».) Так что, фактически, «нейтральная позиция» не влияет на анализ, и мы выбираем между двумя предшествующими позициями. Кстати, говоря о нейтральности и совести, часто вспоминают «принцип свободы совести» как один из принципов баптизма, ссылаясь на него в контексте военных действий. Однако исторически он связан с идеей, что государство не имеет права вмешиваться в вопросы духовной жизни своих подданных, так как человек сам должен отвечать за неё перед Богом. Таким образом, принцип «свободы совести» подразумевает право человека проявлять непослушание государству в  вопросах, касающихся его веры. Если мы настаиваем на необходимости следовать «принципу свободы совести» в ситуации мобилизации, мы должны сказать, что государство не имеет права призывать на военную службу человека, для которого участие в данной войне противоречит его убеждениям, и поддерживать его в отказе воевать. Также важно, что ссылка на «принцип совести» не решает сама по себе проблему того, что убеждения человека могут быть ошибочными с точки зрения Бога, а потому не снимает с церкви необходимость пасторского осмысления и  наставления своих членов по поводу правильной веры и поведения.

2. Возможные решения проблемы

Среди христиан распространены пять основных подходов к проблеме участия в войне (классификация заимствована из Invitation to Christian Ethics: Moral Reasoning and Contemporary Issues by Ken Magnuson, впрочем, она более-менее типична).

1. Пацифизм, то есть признание полной невозможности для христианина участвовать в любой форме военных действий. Христианский пацифизм основан на серьёзном отношении к учению Христа о праведности Божьего Царства, в частности на призывах быть миротворцами, не убивать и не гневаться, «подставить другую щёку» и любить врагов (см. Мф. 5 и Лк. 6; см. также о Царстве Ин. 18:36). Так как участие в войне требует нарушения всего этого, то, с точки зрения пацифиста, нужно слушать Бога больше, чем людей, так что требованиям власти, призывающей к греху, нужно не подчиняться и быть готовым пострадать из-за этого. Участие ветхозаветных верующих в войнах не служит оправданием, так как обычно отмечается, что с переменой завета пришло более ясное понимание требований праведности и большая строгость в их исполнении (например, требование «око за око» больше не норма отношений, а вопросы полигамии и развода существенно пересмотрены). Пацифизм – это всеобщая позиция церкви в течение первых трёх веков (до превращения христианства в государственную религию Римской империи). Он также присутствовал в церкви на протяжении всей её истории.

2. Прагматический пацифизм. Данный подход отличается от предыдущего тем, что в  принципе допускается возможность оправданного участия в войне. Например, считается, что позволить агрессору убивать беззащитных граждан твоей страны, если ты можешь этому помешать, – это уже отсутствие требуемой любви к беззащитным. Тем не менее, особенности участия в войне таковы, что неминуемо совершаются греховные действия (непропорциональное насилие над агрессором, случайные убийства гражданских, ответные вторжения на территорию агрессора и т. п.), так что праведность на войне на практике невозможна, а значит в войне не нужно участвовать. При этом, в случае защиты страны от агрессора, возможна забота об солдатах-нехристианах или иная вспомогательная деятельность. Это было довольно типичной точкой зрения, например, в евангельском движении Советского Союза, да и в вообще широко распространено среди христиан разных конфессий.

3. Пассивизм, то есть попытка отказаться от участия в  военных действиях не из осмысленных богословских соображений, а из страха или прагматизма. Основное ожидание: «вдруг оно как-то само рассосётся». Если у человека не получается переждать войну и не быть, например, мобилизованным, пассивизм может легко трансформироваться в  милитаризм. Пассивизм связан с  отсутствием почти любого рода активности; по сути, это уход от проблемы. Например, упомянутый ранее пацифизм, помимо более ясной богословской позиции, нередко отличается от пассивизма ещё и готовностью бороться за реализацию справедливого порядка в обществе ненасильственными методами (в том числе и за освобождение страны от агрессоров), тогда как пассивизм старается представить христианство, как относящееся исключительно к  внутренней духовной жизни. Для пассивизма также в большей степени, чем для других направлений, характерно разнообразие мифологических и  конспирологических объяснений того, что происходит в мире, так как в контексте вымышленной черно-белой картины мира проще оправдывать свою позицию невмешательства. Пассивизм вообще типичен для человеческой природы и как таковой широко распространён и среди христиан.

4. Концепция справедливой войны. Эта концепция основана на идее, что участие в войне может быть меньшим злом, чем неучастие. Если государство подверглось нападению со стороны другого государства, так что многим людям причиняется страдание и грозит смерть, то успешное военное сопротивление, останавливающее агрессора, может рассматриваться как проявление любви к жертвам агрессии. Поэтому если страна ведёт оборонительную войну, именно из любви христианин может участвовать в  этой войне. Либо, если некое государство осуществляет, например, целенаправленный геноцид, представители других стран могут из любви к жертвам геноцида и для их защиты осуществлять военные действия против представителей этого государства. И хотя любая война сопряжена с неминуемыми злыми деяниями (непропорциональное насилие, гибель военных и гражданских лиц и т. п.), они до некоторой степени оправдываются предотвращением бóльшего зла. Также помимо общих требований любви и  справедливости (как характеристик Божьего Царства) обычно упоминают, что в ветхозаветные времена войны были возможны, и верующие в них участвовали по поручению Бога (ср. также Евр. 11:34). Значит, в  принципе, оправданное Богом участие в войне возможно.

Так как оценка соотношения двух зол принципиальна при личном принятии решения об участии или неучастии в войне, обычно формулируют следующие критерии справедливой войны, связанные с этой оценкой (формулировки могут немного варьироваться у разных сторонников подхода):

Основания для вступления в войну:

  • справедливая причина: самозащита; защита тех, кто не в состоянии это сделать; защита прав человека; восстановление разрушенного справедливого порядка; но не увеличение территории, богатства или власти;
  • правильное намерение: желание прекращения зла и восстановление порядка; но не национальная гордость, ненависть или желание мести;
  • надлежащая власть: войну начинает легитимное правительство, но не частные лица, общественные структуры или сепаратисты;
  • последняя возможность: все мирные средства были исчерпаны;
  • пропорциональность: жертвы, вызванные войной, не столь значимы, как существующая несправедливость;
  • разумная надежда на успех: если победить невозможно, лучше сдаться и не множить жертвы (как, например, во времена пророка Иеремии).

Методы ведения войны:

  • защита гражданских лиц: отказ от их преднамеренного убийства гражданских и стремление минимизировать жертвы среди них;
  • пропорциональное использование силы: достаточное для достижение справедливой цели войны, но не больше;
  • благие ожидания: ожидание будущего мира с врагом и потому отказ от дегуманизации врага, в том числе и гуманное отношение к пленным.

Стоит отметить, что если основания вступления в войну одной из сторон не относятся к  справедливым, то даже использование справедливых методов саму войну справедливой для этой стороны уже не сделает.

Христианский вариант концепции справедливой войны был разработан Августином Гиппонским, и довольно быстро эта точка зрения стала доминирующей в христианском мире и остаётся такой до сего дня. Впрочем, даже в случае справедливой войны средневековая церковь отлучала её участников от причастия на несколько лет и запрещала священникам в ней участвовать, помня, что всякая война – хоть и меньшее, но зло.

5. Милитаризм, то есть убежденность, и  проистекающая из неё политика, что государство должно обладать военной мощью и готовностью использовать эту мощь в агрессивной форме для своей защиты или для продвижения своих национальных интересов. Отличие данного подхода от концепции справедливой войны связано, прежде всего, именно с идеей защиты национальных интересов с помощью агрессивных действий. Если при справедливой войне, с точки зрения её сторонников, страдания во время военных действий оправданы предотвращением ещё больших страданий, то для милитаристов они оправданы данным от Бога правителям правом использования «меча» (ср. Рим. 13:4: данный текст в этом случае толкуется расширительно не только в отношении внутреннего порядка в стране, но и в отношении агрессивных военных действий). Также в качестве аргумента ссылаются на завоевательные войны народа Божьего в Ветхом Завете и на отсутствие критики войны в Новом Завете. Считается, что так как право на насилие дано власти Богом, использование насилия по поручению власти – это исполнение воли Божьей и, соответственно, не греховное действие. Насколько далеко простираются национальные интересы, ради которых можно использовать агрессивную силу (а христианам оправданно участвовать в этом), варьируется у разных милитаристов. Милитаризм (хотя обычно не крайний) достаточно широко распространён среди консервативных евангельских христиан в  Соединённых Штатах, начиная с середины XX в. и по сей день. За пределами этого круга он встречается среди христиан сравнительно редко.

Соотнося перечисленные подходы с текущей ситуацией, можно отметить:

  • Пацифисты будут категорично выступать против войны в Украине.
  • Прагматические пацифисты также будут выступать против войны, если они считают её несправедливой, либо же только против участия христиан в этой вой не с оружием в руках, если считают её справедливой.
  • Пассивисты будут призывать «поступать по совести», быть «вне политики» и молчать. Но молчание на фоне призыва воевать фактически превращается в поддержку войны.
  • Сторонники справедливой войны будут за или против в зависимости от оценки справедливости войны. Обычно критерии оценки войны у прагматических пацифистов и сторонников справедливой войны схожи. Впрочем, стоит отметить, что психологически трудно признать, что твоя страна ведёт несправедливую войну, поэтому даже у сторонников справедливой войны критерии справедливости могут размываться, и тогда происходит некое сближение с милитаризмом. При этом есть риск принятия всевозможных конспирологических теорий или аппеляция к непроверяемым, но «общеизвестным» фактам о коварных замыслах врага. Поэтому ещё раз стоит напомнить: традиционно справедливой считается только война останавливающая очевидное видимое зло (не гипотетическое) ценой меньшего зла. Под эти критерии довольно трудно подогнать ситуацию военного вторжения России в Украину с жертвами, давно превысившими всю предполагаемую некоторыми «выгоду» от защиты «русского мира» или т.п.
  • Милитаристы будут за участие в войне и, весьма возможно, будут настаивать на её обоснованности, исходя из иных критериев, чем остальные. Для них более типичны критерии, связанные с геополитикой, военно-стратегическими преимуществами, историческими правами, борьбой идеологий Запада и Востока, величием или достоинством нации и т. п. Впрочем, некоторым из них критерии вовсе не нужны, достаточно воли правителей, которые в таком случае считаются «рукой Божьей».

Конечно, данная классификация может не учесть индивидуальные сложные движения души, но всё же помогает более- менее сориентироваться. Для удобства список предпочитаемых линий поведения кратко представлен в таблице.

Таким образом, размышляя об отношении к войне, нам не избавиться ни от богословского вопроса – «каково библейское богословие войны?»; ни от политического вопроса – «можем ли мы считать войну в Украине справедливой, и на чём основаны наши критерии справедливости?» При всём желании быть «вне политики» или дать чисто религиозные ответы, без внимания к политике честно может принять решения только либо полный пацифист, полный милитарист (а пассивист сделает вид, что решения просто нет).

3. Библейско-богословские соображения по поводу войны

Итак, первый вопрос требует обзора того, что Библия говорит о войне. Прежде всего, бросается в глаза, что война сопровождает всю историю человечества: первые упоминания есть в  книге Бытие, последние – в Откровении. Также есть предостережение Христа: «Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам» (Мф. 24:6-7). Иногда из постоянства войны делается вывод о нормальности войны: раз войнам всё равно надлежит быть, нет ничего ужасного в  том, чтобы их поддерживать или в них участвовать. Более того, если решить, что это Бог поручил правителям вести войны, можно заключить, что, участвуя в войнах, мы исполняем Его волю. Впрочем, подобный же вывод и тем же методом можно было бы сделать и о многих формах нечестивого поведения, которые существует от начала мира и до последних времён. Например, неверующие преследовали и будут преследовать верующих (от Бытия до Откровения), в том числе и используя мощь государственного аппарата. Должны ли мы в этом случае поддержать «право меча» государства и поспособствовать убийству своих братьев? (Доводилось слышать и такое применение Рим. 13, но этот подход всё же довольно редок.) Требуется нечто большее, чем упоминание о наличии войн.

Война в Ветхом Завете

Есть примечательный факт в Ветхом Завете – это участие Божьего народа в войнах по поручению Бога, а также наставления в Законе по поводу ведения войн. С одной стороны, использование Богом такого средства действительно показывает, что при определённых условиях война и участие в войне могут быть допустимы, и это может стать некоторым аргументом против абсолютного пацифизма. С другой стороны, мы не можем прямо применять эти тексты к ситуации современных войн по следующим причинам.

  • Библейские войны, особенно направленные на контроль территорий, велись способом, который чаще всего неприемлем в случае современных войн. Действительно, если оправданием военных действия является именно этот элемент Ветхого Завета, то было бы логичным требовать, чтобы такие действия совершались по закону, представленному в Ветхом Завете. Этот закон звучит так:

Когда подойдешь к  городу, чтобы завоевать его, предложи ему мир; если он согласится на мир с тобою и отворит тебе ворота, то весь народ, который найдется в нем, будет платить тебе дань и служить тебе; если же он не согласится на мир с тобою и будет вести с тобою войну, то осади его, и когда Господь Бог твой предаст его в руки твои, порази в нем весь мужеский пол острием меча; только жен и детей и скот и все, что в городе, всю добычу его возьми себе и пользуйся добычею врагов твоих, которых предал тебе Господь Бог твой; так поступай со всеми городами, которые от тебя весьма далеко (Втор. 20:10-15).

Как правило, сегодня не считают уместным тотальное убийство всего мужского населения городов, которые не сдались, а также обращение в рабство всех женщин и детей. Но так действительно выглядят самые эффективные военные действия. При этом речь в заповеди идёт о далёких городах. Население близких городов часто уничтожалось полностью, включая женщин и детей. Это был Божий суд. Ветхий Завет можно было бы попытаться использовать как аргумент в пользу мировой ядерной войны или хотя бы локального геноцида. Но к иным «операциям» эти примеры слабо подходят.

  • Впрочем, есть и второе отличие. В войнах Израильского народа Бог воевал за них. Война, как правило, осуществлялась по Его повелению, с Его целями и Его силами (см., например, Втор. 1:30). Ни одно из современных государств не может претендовать на ведение войны подобным образом, поэтому для христиан, воюющих за цели своего государства, не могут быть прямым оправданием библейские примеры захватнических и/или судебных войн Израиля.

Возможным исключением из списка прямых Божьих войн в Израиле (если исключить явно осуждаемые междоусобные войны) могли бы быть, например, некоторые войны Давида. Начиная с 2 Цар. 10 (возможно и раньше) не вполне очевидно, что Давид ведёт Божьи войны, а не действует по своей инициативе. Текст не даёт оценку уместности или неуместности действий Давида. Есть только следующие слова, в  целом характеризующие его военную деятельность: «Но Бог сказал мне: «не строй дома имени Моему, потому что ты человек воинственный и проливал кровь» (1 Пар. 28:3). Уже это побуждает проявить насторожённость при оправдании войн, как исполнения Божьей воли, с помощью просто библейских примеров. Так же, как и другие истории без комментариев, – например, о многоженстве Давида (причём Бог давал ему чужих жён и готов был дать больше; ср. 2  Цар. 12:8), – истории с войнами требуют осторожности при прямом соотнесении с современностью.

Что же касается войн язычников, иногда упоминаемых в Писании, они вообще не могут быть представлены как нечто достойное подражания. Духовные же войны на небе (см. книги Даниила и Откровения) технически не могут служить основанием для подражания; впрочем, со стороны Бога, они всегда справедливы.

Впрочем, среди войн язычников есть особенные, когда Бог использовал язычников для наказания Своего народа, так что они были инструментом в Его руках. Довольно часто сторонники агрессивной войны рассматривают себя по аналогии как Божье возмездие для оккупируемой страны (список грехов находится очень легко). Но вот яркий пример реального народа, использовавшегося Богом для возмездия: «Ибо вот, Я подниму Халдеев, народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащими ему селениями… Тогда надмевается дух его, и он ходит и буйствует; сила его – бог его» (Авв. 1:6, 11). Стоит обратить внимание на не хвалебное описание. Ещё большее внимание стоит обратить на дальнейшую судьбу этого народа (и подобных ему), «строящему город на крови» (Авв. 2:12; см. всю главу). Призыв подражать таким народам-возмездиям или находить себе оправдание в том, что они были Божьим инструментом, игнорирует важный принцип, хорошо иллюстрируемый историей Иуды: «Сын Человеческий идет по предназначению, но горе тому человеку, которым Он предается» (Лук. 22:22). Даже если греховное дело служит Божьим планам, оно не перестаёт быть греховным и наказуемым.

Наконец важно отметить, что в Ветхом Завете есть нечто, возможно, большее, чем просто набор примеров. Это то, как мы видим место войны в общей истории Божьего народа. В начале своей истории Израиль решает проблемы с Божьей помощью, но военным образом: завоевывает Обетованную землю и с  переменным успехом (из-за отступничеств) борется с окружающими народами во время судей и царей. Но затем случается плен. Возвращение из плена уже не сопровождается столь значимыми военными триумфами. К тому же во времена, связанные с пленом, всё больше становится пророчеств, что будущее Израиля будет обеспечено не военной силой, а только особой заботой Бога. Как некая кульминация звучат обещания: «И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис.  2:4); «Ибо всякая обувь воина во время брани и одежда, обагренная кровью, будут отданы на сожжение, в пищу огню» (Ис. 9:5); «Тогда истреблю колесницы у Ефрема и коней в Иерусалиме, и сокрушен будет бранный лук; и Он возвестит мир народам, и владычество Его будет от моря до моря и от реки до концов земли» (Зах. 9:10). Отдельно можно заметить, что хотя даже эсхатологические события довольно часто описаны, как включающие в себя нападение нечестивых народов на Израиль или Иерусалим (Иез. 38:18-21; Зах. 14:12-14; Иоил. 3:9-12), победа при этом представляется, как одерживаемая за счёт внутренних проблем нападающих и сверхъестественных Божьих судов (ср. также Откр. 20:9), а не военной мощи Израиля.

Итак, примечательно, что именно прекращение войн (и необходимости Божьему народу воевать) несколько раз прямо озвучено как одна из значимых характеристик ожидаемого Божьего Царства. Народ Израиля, начинавший своё становление во многом с военных побед, в качестве финала истории приводится к безвоинственному состоянию. Таким образом, когда мы говорим о ценностях Божьего Царства, нужно прямо назвать и антивоенность. Война по своей сути – одно из самых противных Божьему Царству явлений. Конечно, обещанное Царство ещё не наступило во всей полноте, и в мире есть и будут войны. Но в  мире уже есть граждане этого Царства, призванные, насколько это возможно, быть солью и светом для этого мира. В контексте этого спокойное принятие войны в стиле «царь сказал на войну – значит на войну», без попыток минимизировать войны хотя бы своим свидетельством об иных ценностях (особенно войны, начатые по маловразумительным поводам) выглядит неуместным даже в свете ветхозаветного откровения.

Ожидая Божье Царство, но находясь в  несовершенном мире, можно найти основания принять концепции прагматического пацифизма или, возможно, справедливой войны, но вот милитаризм верующих смотрится неуместно в библейской картине мира (если дочитать Ветхий Завет до конца). Более того, естественное следствие милитаризма – сильные страны агрессивно навязывают свою волю слабым (или просто уничтожают) – хорошо выглядит только с точки зрения тех, кто силён. Да, это немного похоже на Израиль, когда Сам Бог судил народы через него, но вне такой богоизбранности и такой роли милитаризованное христианство превращается в противную Богу и Царству систему ценностей. Похоже, и Ветхий Завет, и Новый учат совсем иному предназначению верующих.

Война и ценности в Новом Завете

Непосредственно войне в Новом Завете почти не уделено внимания. Сторонники милитаризма подчёркивают, что запрета на участие в войнах нет. Впрочем, нет и побуждения к участию в войнах. По большей части нам просто представлена система ценностей, которая может быть применена и в данном вопросе. Здесь будет уместным напомнить, что христиане первых трёх веков воспринимали Христово учение как основание для категоричного запрета на любое участие в войне. Они истолковали это именно так.

Единственное, что хоть как-то можно считать прямым наставлением, это слова Иоанна Крестителя воинам: «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем» (Лк.  3:14). Однако речь здесь идёт о выполняющих полицейские функции, а не о непосредственно участвующих в войне (это видно и по содержимому самого совета, направленного против полицейского произвола), так что полноценного ответа на наши вопросы о войне из этого текста не извлечь. Как не помогает и простое упоминание, например, сотника Корнилия (Дн. 10:1-2) вне обсуждения военных действий. Опять-таки, все эти одобрительные слова о военных людях можно использовать как косвенный аргумент против абсолютного пацифизма, но они не позволяют разграничить между собой иные подходы к войне.

Переходя к  общим соображениям, можно сказать следующее на основании, в частности, 1 Пет. 2:9-18. Апостол утверждает, что у Божьего народа есть важное предназначение в этом мире – «возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (2:9). В  прошлом Израильский народ был создан, чтобы возвестить миру об истинном Боге. Теперь Петр, фактически повторяя слова, некогда обращенные к  Израилю, говорит Церкви о её миссии. Здесь и сейчас мы помилованы, сделаны святым народом, взяты в удел и превращены в царское священство, чтобы являть миру Бога и Его замысел, чтобы быть, в некотором роде, посредниками между Богом и миром. Отношение к власти (2:13-17), отношение рабов к господам (2:18-20) и перенесение страданий (2:19-25), отношения в семье (3:1-7) и отношения в церкви и обществе (3:8-12) – всё это показывает совершенства Бога, потому что даёт увидеть другим, как Бог изменил тех, кого Он призвал.

В  чём можно явить Божье совершенство в  контексте войны: в  послушании требованию правителя, отправляющего воевать за него, или в непослушании этому требованию, чтобы показать иные ценности? В христианскую жизнь легко проникает дуализм, когда внутренняя и  церковная жизнь строится по законам Бога, а вот внешнюю, общественную жизнь мы готовы строить по законам целесообразности. Это проявляется в том числе и в согласии с окружающими в  оценке военных действий, исходя, например, из геополитической выгоды, а не морали и откровения о Царстве. Беда может быть в том, что вместо того, чтобы явить Божье миротворчество, мы являем Бога лишь как совершенно согласного с амбициями земных властей. Но тогда были бы неуместны слова: «…проводя добрую жизнь вашу между язычниками, чтобы они за то, за что злословят вас, как злодеев…» (2:12). Христиан злословят именно за добрые дела. Но почему, если они и правда выполняют всю волю царей? Поэтому, говоря о подчинении власти, мы не имеем права проигнорировать данный контекст.

Конечно, в указанном тексте про власть Петр не касается ситуации, когда власть перестаёт поощрять добро, но начинает наказывать за него. Что делать в таком случае? Возможно, ответ дан ниже, при обсуждении положения слуг, у которых суровые господа: «Но, если, делая добро и страдая, вы будете терпеть, это благодать пред Богом» (2:20; пер. п/р еп. Кассиана). Совершенство Бога может быть явлено, когда слуга дурного господина делает добро, не вписывающееся в  волю господина. Но тогда по аналогии мы можем допустить, что совершенство Бога может быть явлено, когда христиане продолжают делать добро, не вписывающееся в волю верховной власти, в том числе и в военной сфере. Действия христиан могут являть совершенство Бога и в смирении (когда оно сопряжено с деланием доброго [ср. 2:12, 15, 20]), и в установлении границ этого смирения (когда смирение означало бы отказ от добра).

Необходимость подозрительно отнестись к утверждению, что мы можем являть совершенство Бога с помощью милитаризма, особенно усиливается Нагорной проповедью. Она выглядит как абсолютизация заповеди «не убей». Если в рамках Ветхого Завета эту заповедь можно было бы понять как «не убей своего брата-израильтянина» (еврейский термин для убийства из Десятисловия никогда не употреблялся в контексте войны), то теперь заповедь толкуется как соотносящаяся с внутренним отношением и подразумевает запрет на гнев (Мф. 5:21-22). Сложно представить себе безгневность во время участия в войне (можно, конечно, фантазировать, но участники боевых действий постоянно говорят о существенном изменении сознания, так что вскоре даже идеологически немотивированные бойцы ненавидят врага и часто практически перестают различать в качестве врагов на завоеванных территориях военных и гражданских). Даже концепция справедливой войны на фоне запрета на гнев вызывает реальные сомнения, не говоря уж о милитаризме, где и «ярость благородная» была бы скорее добродетелью, повышающей мотивированность к исполнению приказов о ликвидации противника.

Итак, Новый Завет, как и Ветхий, склоняет скорее к прагматическому пацифизму. Лишь с большими оговорками можно попробовать следовать концепции справедливой войны. Проблема здесь в  том, что библейский текст практически не описывает идею делания меньшего зла ради избежания большего, хотя логически это кажется допустимой идеей для испорченного грехом мира. Так что лишь когда предотвращаемое зло вполне очевидно, и за борьбу с ним есть осознанная готовность платить как минимум ценой собственного душевного здоровья, можно подумать об участии или соучастии в справедливой войне.

При этом основными побудительными мотивами являются любовь и эмпатия (умение сопереживать). Апостол Павел говорит: «Любовь да будет непритворна; отвращайтесь зла, прилепляйтесь к  добру… Радуйтесь с радующимися, плачьте с плачущими» (Рим.  12:9,  15). В  ситуации, располагающей к справедливой войне, всегда есть очевидные «плачущие» – жертвы агрессора, причем это массовый плач, побуждающий к сопереживанию, в том числе и действенному. В случае войны на иных основаниях, благословляемой милитаристами, христианам приходится прикладывать сознательные усилия, чтобы заглушить свою эмпатию (если она у них есть) и объяснить себе и другим, почему исполнение воли правителя, порождающей множество слёз (в том числе и твоей рукой, когда ты убиваешь и калечишь одних и делаешь сиротами других), не противоречит воле Бога в отношении тебя. Да, определенные богословско-политические соображения способны убивать в человеке эмпатию, вот только эта жертва, вероятно, может оказаться ещё большей проблемой для духовной жизни, чем риски, связанные с  опасностями непропорционального насилия при справедливой войне. Так что мы опять возвращаемся к вопросу: что является основанием для конкретной войны?

4. Политические соображения по поводу войны

Только абсолютный пацифизм или милитаризм не нуждаются в анализе политической обстановки при выборе линии поведения перед лицом войны. Пацифизм просто отвергает участие в любой войне, осуждает все войны и  готов бороться ненасильственными методами (в правовых сообществах он может даже достигать успеха). Милитаризм перекладывает ответственность за своё поведение на правителей языческих государств: если те считают войну необходимой, милитарист готов подтвердить своим поведением, что и Бог считает эту войну необходимой, а  участие в ней не греховным. Однако прагматические пацифисты и сторонники справедливой войны вынуждены задаваться вопросом о справедливости текущей войны (первые – ради поддержки, вторые – ради возможности участия через оказание помощи).

Можно говорить о трёх типах ситуаций:

  • явно несправедливая война;
  • более-менее справедливая война (идеальных не бывает);
  • сложная для оценки война.

В  последнем случае христианам, обеспокоенным вопросами справедливости, стоило бы воздержаться от участия в такой войне. Как раз здесь уместно говорить о совести, в отношении которой, применительно к пище, апостол Павел говорит так: «Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, – грех» (Рим.  14:22-23). Юридический и  церковный принцип «свободы совести» предполагает, что сомневающегося в  справедливости войны человека нельзя принуждать к участию в ней. А ему самому от такого рода рисков стоит держаться подальше.

Возвращаясь к ситуации войны России с Украиной, удобнее обсуждать справедливость параллельно для двух сторон. Если для одной из них война будет признана более-менее справедливой, то для другой тогда – точно нет (впрочем, конечно, возможна ситуация несправедливости сразу с двух сторон). Можно взять стандартные критерии справедливой войны.

Можно привести несколько иные описания некоторых пунктов. Информация быстро устаревает: например, постоянно меняется официальная риторика в отношении того, нужно ли уничтожить правительство Украины или вести с ним переговоры; провозглашаемая защита ЛДНР легко трансформируется в оккупацию других областей, и не слишком понятно, где предел и какова при этом цель; часть аргументов в пользу нападения на Украину типа «опередили их удар на несколько часов» давно забыта и т. п. Так что в вопросе об официальных и реальных причинах нападения России ещё, видимо, многое изменится (не в последнюю очередь и благодаря изменению положения на фронтах).Тем не менее, даже при беглом сравнении того, что есть, справедливость войны со стороны Украины (в традиционных критериях справедливой войны) выглядит гораздо обоснованнее, чем со стороны России. Это делает невозможным представление войны со стороны России в Украине как справедливой.

Стоит отметить, что с точки зрения милитаризма само обсуждение причины для войны в категориях большего или меньшего зла кажется неуместным подходом. При этом есть два пути: либо полностью доверить оценку необходимости воевать правительству, так что если даже война будет явным злом, отвечать за него перед Богом будут якобы те, кто отдавали приказы, а не те, кто их исполняли; либо строить свою оценку на тех же основаниях, на которых её строят земные власти, то есть вопросах исторических, юридических, идеологических, националистических и  т. п., считая, что моральные принципы Божьего Царства не применимы не только к земным царствам, но и к действию христиан в контексте политики этих царств, а значит и не служат основанием для Божьей оценки их поведения. Тем не менее может быть полезно взглянуть на типичные аргументы милитаристов в контексте как «взвешивания зла», так и общей логичности.

  • «Восемь лет украинцы бомбили Донбасс, его нужно было защитить». Во-первых, не очень понятно, как попытки захватить Киев в начале (приведшие и к таким преступлениям, как резня в Буче) и оккупация других областей в настоящее время решает именно проблему ЛДНР. Во-вторых, последние годы в ЛДНР гибло около двадцати человек в год (да и то не без активного участия самих представителей ЛДНР и российских наёмников, участвующих в боестолкновениях на линии разграничения), что сравнимо с тем, сколько сейчас людей гибнет за один час – слабое оправдание для защиты с помощью столь большого насилия. В-третьих, война породила насильственную мобилизацию на оккупированных территориях, так что сейчас и представители ЛДНР гибнут на порядок более массово.
  • «Россия действует в рамках норм международного права о признании права нации на самоопределение, способствуя самоопределению народа Донбасса». Во-первых, возникает вопрос о наличии такой нации, как «народ Донбасса», который не обладает никакими чертами, определяющими его как нацию. Хотя бы уже поэтому практически никто в мире не согласен с российской интерпретацией этих норм (как и с  другими элементами толкования). Во-вторых, международное право не предполагает самоопределение наций в контексте оккупации территории одного государства другим государством. В-третьих, самоопределение «народа Донбасса» потребовало действий, направленных на лишение самоопределения народа Украины, уже сопровождающихся десятками тысяч убитых, сотнями тысяч невыносимо страдающих, миллионами беженцев, а в  перспективе затягивающейся войны – жертвами, превышающими по количеству всю «самоопределившуюся нацию».
  • «После переворота 2014  года Россия должна была провести денацификацию и  демилитаризацию Украины для собственного спокойствия». Во-первых, постоянные ссылки на «переворот» уже не имеют смысла (как бы те события не оценивались), так как в Украине уже давно есть система сменяемой власти, формируемая в соответствии с законодательством Украины. (На этом фоне как раз можно задать вопрос о легитимности власти в России, которая имеет все признаки авторитаризма, переходящего в тоталитаризм.) Во-вторых, «нацистский» характер этой власти явно является пропагандистской конструкцией, когда частные факты стараются представить как систему. (Таким же образом можно продемонстрировать нацистский характер и Российской власти.) В-третьих, так никогда и не было продемонстрировано, что Украина могла бы представлять угрозу для России. Вся украинская риторика и усилия последних лет были направлены на защиту от России, как потенциального, а теперь и реального агрессора. В-четвертых, без ответа пока остаётся вопрос: сколько сотен тысяч человек нужно убить (или миллионов, говоря о  мечте многих публичных лиц в  России о применении ядерного оружия) за то, что кому-то не понравились некоторые особенности государственного строя, идеологии или политики в другом независимом государстве?
  • «А  вдруг Украина вошла бы в  НАТО, а они бы построили военные базы, а затем бы вдруг начали ядерную войну, и ракеты с этих баз долетели бы до Москвы на несколько минут раньше». Примечательно, что эти несколько лишних мифических минут потенциальной жизни москвичей в выдуманном будущем стоят теперь реальных смертей сопоставимого числа людей в Украине. Кроме того, абсурдность подобной аргументации демонстрируется просто оценкой географической карты, где обозначены пограничные страны, уже являющиеся участниками НАТО, а также прямо сейчас вступающие в  НАТО под влиянием нынешней войны.
  • «Мы воюем не с Украиной, мы воюем с Западом». Непонятно, почему за высоко ценимое удовольствие повоевать с Западом, которое рассматривается сегодня как главная историческая миссия России, нужно платить жизнями и  горем украинцев? Стоят ли претензии (к тому же слабореализуемые) на новую империю с новой идеологией и на новый центр мировой силы того, чтобы ради этого уничтожить Украинское государство? Последнее ли это государство, которое планируется уничтожить? (Судя по распространённой в России воинственной риторике совсем нет.)
  • «У них там была грязная бомба, генетическое оружие и биологическое оружие против России». Во-первых, так никаких вразумительных доказательств существования всего этого предоставлено не было. (То, что публиковалось и показывалось было высмеяно даже российскими учеными, как неуместное.) Во-вторых, любопытно, что подобные обвинения практически исчезли из публично-официальной антиукраинской пропаганды, но остались на уровне народных сплетен. И эти сплетни сегодня формируют мотивацию, в том числе и для христиан, к тому, чтобы активно поддерживать военные действия.

Всё перечисленное дано как иллюстрация того, на чем могут быть основаны милитаристские идеи, но что не может стать основанием для следования концепции справедливой войны. Примеры можно множить, так как постоянно преподносятся всё новые причины, почему же Россия «проводит спецоперацию». Впрочем, все варианты либо вращаются вокруг умозрительных теорий, либо строятся на частных действиях каких-то отдельных лиц, либо представляют собой претензии на особое величие «русского мира». Однако они не в состоянии объяснить хоть чем-то сопоставимым по значимости всю совокупность и уже причинённых страданий, и тех, что ещё готовы россияне причинить украинцам.

5. Некоторые проблемы пасторского попечения в ситуации мобилизации на войну

Итак, не получается найти весомое оправдание для христиан участвовать в войне России с Украиной на стороне России. Милитаризм не оправдан библейски, а на справедливую войну данная война со стороны России совершенно не похожа. Её явное или скрытое одобрение может лишь причинить вред душе и ущерб свидетельству о  Боге. Это важно учесть при пасторском попечении столкнувшихся с мобилизацией или иными военными вызовами.

Сегодня пасторская задача рассматривается в основном как духовная поддержка и тех, кто пойдет убивать, и тех, кто откажутся это делать. Однако стоило бы уделить большее внимание проблеме формирования христианского мировоззрения и ценностей. При этом нужно учесть несколько типичных недостатков такого наставления, ярко проявившихся в контексте военных действий:

1. «Нейтральность». Равное благословение всех вариантов поведения (идти воевать; идти на фронт, но не брать оружие; идти в тюрьму из-за отказа; бежать за границу или скрываться от призыва) не согласуется с призванием пасторов формировать христианские убеждения. Такое отношение либо представляет всё так, будто объективной истины не существует, либо является сознательным введением опекаемых в заблуждение. Именно в тот момент, когда людям нужна помощь в принятии непростого решения в критической ситуации, подобным равным благословением всех вариантов поведения мы им говорим: думайте сами, мы как пасторы не можем, не желаем или боимся вам с этим вопросом помочь.

Также стоит отметить, что иногда благословение идти на войну всё же подчеркнуто формулируется не как одобрение войны, а как некий призыв к миссионерскому служению: «Кто расскажет умирающим солдатам о Боге, если верующих там не будет?» Действительно, во время войн многие люди проявляют интерес к религиозным вопросам, и было немало обратившихся к  вере во время предшествующих войн. Тем не менее, при таком отправлении на миссию нужно понимать, что, если проповедником становится человек без сформированных убеждений, в том числе и по военному вопросу, от него может звучать и лжепроповедь, например, что-то в стиле: «Христос воскрес и все вместе с  ним воскреснем, и жизнь вечна, а потому идите смело исполнять свой воинский долг. И помните, что если вы жизнь свою положили за Родину, за други своя, то вы будете вместе с Богом в его Царствии, в его славе, в его вечной жизни» (Патриарх РПЦ Кирилл). Так что «миссионерство» не снимает ответственность за необходимость ясного пасторского наставления. (К тому же и пастору, и «миссионеру» важно понимать, что настоящая христианская проповедь на агрессивной войне естественным образом ведёт к тому, что «миссионер» будет довольно быстро казнён своими же, чтобы не разлагал боевой дух.)

2. «Отделённость». Попытка пасторов для простоты разделить христианскую жизнь на две несвязанные сферы – в церкви мы исполняем законы Бога, в мире мы исполняем законы государства – и,  таким образом, отказаться от серьёзного обсуждения мирской сферы, где есть проблема войны, не согласуется с Божьим призванием для христиан.

Мы действительно являемся и  гражданами Царства Божьего, и  гражданами государства, и это создает напряжение. Некоторым нравится сравнение верующих с  посольством – представительством Бога в этом ещё падшем, низменном мире. Но такое сравнение нас с посольством, которое находится в другой стране, может сбивать с толку. Гражданин иностранного государства вынужден во всем подчиняться законам страны пребывания, а законы его родного государства действуют только на территории посольства и не распространяются дальше. Следуя как раз такой схеме, мы строим закрытое сообщество – церковь, общину в широком смысле (включая семьи, иногда совместный бизнес и т. п.). Это вроде бы позволяет сохранять себя эмоционально и защищает психологически. Но это не тот подход, что представлен в Новом Завете. Границы Царства должны расширяться, влияние «соли и света» должно присутствовать без ограничений. Так, например, в первом веке Павла и его спутников знали повсюду как «всесветных возмутителей» (Дн. 17:6). Так что мы постоянно находимся в состоянии конфликта разных законов – ценностей разных царств.

Авторы Нового Завета показывают иерархию подчиненности. В этой иерархии у Бога абсолютная власть над всем и везде. И когда мы молимся «…да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф.  6:10), то это не означает, что Божьей власти еще нет, это означает, что мы готовимся ей подчиниться. Все власти в мире обрели своё положение потому, что Бог так определил, с обязательной важной деталью: они должны быть проводниками Его воли в  сохранении этого мира – ограничении зла и  поощрении добра (Рим.  13:1-7). Выходят ли власти за пределы этого? Увы, да. Иногда делают прямо противоположное Божьему поручению. Нам же, зная все это, нужно руководствоваться ясными приоритетами. Подчиняться власти настолько и только тогда, когда это не выходит за пределы нашей подчиненности Богу и Его Царства.

Таким образом, пасторское наставление, что в одном царстве якобы работают одни правила, а в другом другие, обесценивает это наставление. Оно по факту оставляет людей без ориентиров, в иллюзии, что можно поступить «по совести» без последствий, что действия в земном царстве не влияют на Небесное. Это удобно в том смысле, что кажется снимает с пасторов ответственность за принятые кем-то решения, но вряд ли перед Богом это выглядит достойным служением. Конъюнктура и истина могут совпадать только случайно. Паства вправе ожидать от пасторов указание на ясные границы и ориентиры, которые точно соответствуют именно принципам Царства, а не «сообразуются с веком этим» (см. Рим. 12:2).

3. «Равноудаленность». Распространённое стремление пасторов просто призывать в миру без уточнений, что такое справедливый мир, может демонстрировать людям неуместный отказ от нравственных оценок. Заявления типа «все виновны, всем нужно покаяться» игнорируют, что симметрии в сторонах конфликта обычно не бывает (а в  обсуждаемом случае войны с Украиной и подавно). То, что «весь мир лежит во зле», вовсе не означает, что насильник и жертва должны уравниваться в правах. По крайней мере, Бог в Законе эту разницу явно проводил. Нормы нравственности обнаруживаются и в контексте войн: Бог осуждал и тех, кто являлся проводником Его воли, в  случаях жестокости и немилосердного отношения к завоеванным. Богом осуждалось даже просто отсутствия жалости и  сострадания у  свидетеля военного конфликта. Например, мы видим осуждение Идумеи за злорадство по поводу страданий соседей (Авд. 10-13). Наконец, в будущем одних ожидает благословение, других наказание (см., например, противопоставление мудрых и нечестивых в Дан. 12). Таким образом, упрощенная позиция «давайте просто все жить дружно» обесценивает страдания одних и не замечает беззакония других. Кстати, эта позиция работает только до тех пор, пока трагедия не касается нас лично, поэтому она еще и лицемерна (это хорошо продемонстрировала мобилизация: среди множества людей, что покинули Россию, хватает тех, кто продолжает в целом оправдывать войну).

4. «Занятость». Убежденность пасторов, что они просто делают своё дело – провозглашают Евангелие, вовсе не даёт им индульгенцию игнорировать боль людей перед лицом войны. Никакая «борьба за истину» не имеет ценности без любви, чувства со-причастности и  сопереживания. Тот же Иеремия при всей силе и страстности обличения своего народа (именно своего!) и продолжительности своего безответного служения этот народ любил и сокрушался о случившемся поражении Иерусалима (см. Плач Иеремии). Именно подавление эмпатии к реальной жертве (сознательное или неосознанное) заставляет христиан искать выход в искаженных позициях (милитаризм; пассивизм; подмена жертвы: «где вы были восемь лет», «дети Донбасса», пожалеть наших солдат, украинцы совершают преступления; «что же вы не переживаете о войнах в  Африке» и  т. п.). Поскольку участие в войне не только вероучительный, но и этический вопрос, то оставить его без внимания – означает превратить исповедание веры в декларацию безжизненных принципов.

Отдельного внимание требует участие церкви в гуманитарно-благотворительной деятельности на оккупированных территориях. В  целом это может быть хорошим проявлением христианской любви по отношению к страдающим и  обездоленным (и часто таковой является). Однако само наличие такой деятельности не снимает необходимости морального суждения и сопереживания. Иногда благотворители прибывают на оккупированные территории с позицией: хорошо, что это теперь всё наше, будем наводить у себя порядок. При этом эмпатия к тем, чью жизнь разрушили за счёт расширения территории государства и церкви, не проявляется. Таким образом, даже благотворительность может быть оправданием войны. Может и не быть, если есть соответствующее осмысление и  пасторское наставление.

5. «Духовность». Иногда пасторы стараются уйти от моральной оценки войны, пытаясь показать «духовные» причины военных действий, которые они связывают с глобальными процессами в мире. По мнению многих из них, основной причиной конфликта является противостояние ценностей. С одной стороны это традиционные ценности, которые сохраняет Россия, с другой – развращение и  гибель христианской цивилизации, которые несёт Запад. Такое понимание хорошо ложится на давно культивируемый в  нашей среде подход, когда авторитет церкви в  России утверждается не за счет объективных критериев, но путем противопоставления себя коллективному «Западу»: «оттуда происходят все ереси, разделения и  развращенность, а мы здесь сохраняем здравость и истину». Такое ценностное противостояние позволяет смотреть на войну «духовным» взором, сожалея, конечно, о бедах и потерях несчастных людей, но и понимая необходимость Божьих судов над совратившимся народом в Украине. Источник подобного подхода – идея собственной исключительности. Ничем иным кроме обычной гордости, которая рядится в одежды поиска благочестия, это не является. Гордость – тяжелый порок и для отдельного человека (ср. Лк. 18:9-14), для церкви же это вдвой не опасно, поскольку религиозную гордость целого сообщества крайне сложно прео-долеть. Подобная гордость помешала Израилю увидеть в Иису-се мессию. Такая же гордость и самомнение привели к тяжелому и  странному положению, когда Христос вынужден стучаться в Свою церковь (см. Отк. 3:14-22). Во время вой ны искушение гордостью многократно возросло.

6. «Бесконфликтность». Наконец, у  пасторов может быть опасение, не беспочвенное, что обсуждение вопросов, связанных с военными действиями, послужит источником разлада и конфликтов. Однако здесь нужно провести разграничение, что такое обсуждение – это не « негодное пустословие и прекословия лжеименного знания» и не неуместная тема в застольной беседе, где собрались незнакомые люди. Будь данный вопрос на уровне «пищи и различения дней», то можно было бы согласиться, что поднимать его не стоит. Мир и согласие дороже второстепенных аспектов жизни верующих (уместно напомнить, что почему-то как раз второстепенные вопросы типа богослужебного порядка, музыки, одежды и прочего в нашей среде легко поднимаются на флаг борьбы за чистоту церкви, нисколько не смущаясь возможными несогласиями, «свободой совести» и  т. п.). Если же это действительно вероучительный вопрос, вопрос морали и нашей верности Христу, то тогда подобные оправдания не имеют значения. Более того, церковь как раз и  должна обсуждать такие темы и иметь по ним вполне ясное и обоснованное мнение. Это соответствует её призванию быть «столпом и  утверждением истины» (1  Тим. 3:15). Слова о «разделениях» и «лишении мира в отношениях» в таком случае неуместны, они показывают, что наше единство не связано с учением. Можно вспомнить, что и Сам Иисус не боялся вносить разделения между людьми, если это касалось истин Царства, вплоть до разрушения отношений между близкими. Нежелание обсуждать тему войны в самый актуальный для этого момент под предлогом сохранения мира  – это зачастую лукавство, потому что прикрывает совсем другие мотивы: страх перед внешними, страх потерять поддержку внутри церкви, отсутствие ясных убеждений, нежелание брать ответственность, заблуждения и т. п. Тот мир, который мы таким образом сохраняем в церкви, не является миром, который провозглашается в Писании, подразумевающим не отсутствие проблем, а отсутствие греха и лжи. Кстати, в связи с этим можно вспомнить, что и в истории нашего братства при решении подобных вопросов мотивация «лишь бы не было разделения» приводила как раз к  проблемам и  разделениям. Тот же «военный» вопрос в 1923–26 годах решался в евангельских союзах так, чтобы максимально угодить всем: и внешним, и внутренним. В результате, говоря словами Черчилля, «при выборе между позором и войной получили и позор, и войну».

В целом можно сказать, что большинство сложностей с пасторским попечением во время военных действий проистекает из трёх проблем: (1) попытки богословски отделить земную жизнь от Божьего Царства, (2) попытки эмоционально отделить себя от испытывающих горе ближних, (3) страха последствий. Конечно, проще ничего не делать. Однако, когда приходится выбирать между простым и правильным, хорошо бы выбрать правильное.


Приложение

При размышлении о церковном отношении к военным действиям может быть полезным посмотреть, как именно квалифицируются подобные действия светским законодательством. Хотя правоприменительная практика в разные периоды истории государства может существенно изменяться, нам стоит обратить внимание на то, что именно запрещено под угрозой наказания в  соответствии с формальным смыслом действующего законодательства. Это важно и в связи со стремлением христиан к законопослушности, и в ожидании будущего, когда политическая ситуация может измениться.

Выдержки из Уголовного кодекса Российской Федерации

Статья 205. Террористический акт1.

1. Совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в целях воздействия на принятие решений органами власти или международными организациями –  наказываются лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет.

2. Те же деяния: а) совершенные группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; б) повлекшие по неосторожности смерть человека; в)  повлекшие причинение значительного имущественного ущерба либо наступление иных тяжких последствий, –  наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет.

3. Деяния, предусмотренные частями первой или второй настоящей статьи, если они: а) сопряжены с посягательством на объекты использования атомной энергии либо с использованием ядерных материалов, радиоактивных веществ или источников радиоактивного излучения либо ядовитых, отравляющих, токсичных, опасных химических или биологических веществ; б) повлекли умышленное причинение смерти человеку, –  наказываются лишением свободы на срок от пятнадцати до двадцати лет с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет или пожизненным лишением свободы.

1 Уничтожение критической инфраструктуры Украины (обстрелы электростанций и систем передач электроэнергии) выглядит весьма похоже на представленное в статье определение терроризма. Христианам стоит спросить себя, не будет ли их поддержка военных действий через одобрение и/или соучастие, по сути, участием в терроризме.

Статья 353. Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны2

1. Планирование, подготовка или развязывание агрессивной войны  –  наказываются лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет.

2. Ведение агрессивной войны  –  наказывается лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет.

2 Хотя официально вооруженные действия в Украине и преподносятся как просто «специальная военная операция», но в соответствии с Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 14.12.1974 (см. ниже) они вполне могут быть истолкованы как акт агрессии, осуждаемый и международным, и российским законодательством (согласно Статье 3 Резолюции формальное объявление войны не является обязательным для классификации действий как военной агрессии).

Статья 354. Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны3

1. Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны – наказываются штрафом в размере до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет либо лишением свободы на срок до трех лет.

2. Те же деяния, совершенные с  использованием средств массовой информации либо лицом, занимающим государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, – наказываются штрафом в  размере от ста тысяч до пятисот тысяч руб лей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет либо лишением свободы на срок до пяти лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет.

3 Действия всех российских СМИ похожи на публичные призывы к агрессивной войне (все СМИ, выступавшие против, были лишены возможности официальной деятельности в РФ). Христианам, тиражирующим информацию из этих СМИ, а также выпускающим собственные публичные обращения в поддержку «спецоперации», стоит подумать о том, в чём именно они участвуют.

Статья 356. Применение запрещенных средств и методов ведения войны4

1. Жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением, депортация гражданского населения, разграбление национального имущества на оккупированной территории, применение в вооруженном конфликте средств и методов, запрещенных международным договором Российской Федерации, –  наказываются лишением свободы на срок до двадцати лет.

2. Применение оружия массового поражения, запрещенного международным договором Российской Федерации, – наказывается лишением свободы на срок от десяти до двадцати лет.

4 Хотя в настоящее время «жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением, депортация гражданского населения, разграбление национального имущества» на практике не всегда квалифицируется как преступление, соучастие в этих действиях или их одобрение, в том числе и через поддержку «спецоперации», может оказаться связанным для христиан как минимум с нравственной виной.

Статья 356.1. Мародерство5

1. Мародерство, то есть совершенные с корыстной целью в период военного положения, в военное время либо в условиях вооруженного конфликта или ведения боевых действий и не связанные с вынужденной необходимостью противоправные безвозмездное изъятие и  (или) обращение в пользу виновного или других лиц чужого имущества (в том числе имущества, находящегося при убитых или раненых, имущества гражданского населения), – наказывается лишением свободы на срок до шести лет.

2. Мародерство, совершенное с применением насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо с  угрозой применения такого насилия, – наказывается лишением свободы на срок до десяти лет.

3. Мародерство, совершенное: а) группой лиц по предварительному сговору; б) в крупном размере; в) с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, – наказывается лишением свободы на срок от трех до двенадцати лет.

4. Мародерство: а) совершенное организованной группой; б) совершенное в особо крупном размере; в) соединенное с угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего, – наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет.

5 Многочисленные свидетельства о хищении как личного имущества граждан, так и оборудования предприятий, техники и продукции похоже на мародёрство. Христианам, участвующим в «спецоперации» (в том числе и тем из них, кто не берёт в руки оружие, а занимается, например, транспортом), стоит отдавать себе отчёт, в чём именно участвуют они или их сослуживцы.

Статья 359. Наемничество6

1. Вербовка, обучение, финансирование или иное материальное обеспечение наемника, а равно его использование в вооруженном конфликте или военных действиях – наказываются лишением свободы на срок от четырех до восьми лет с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового.

2. Те же деяния, совершенные лицом с использованием своего служебного положения или в отношении несовершеннолетнего, – наказываются лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет со штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового и с ограничением свободы на срок от одного года до двух лет либо без такового.

3. Участие наемника в вооруженном конфликте или военных действиях –  наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет с ограничением свободы на срок до одного года либо без такового.

6 Хотя в настоящее время такие организации как «Частная военная компания Вагнера» действуют свободно, официально рекламируют свою деятельность, пользуются поддержкой госструктур, получают финансирование и вооружение, могут использовать заключенных в своих целях и т. п., российское законодательство, похоже, определяет такую деятельность как преступление, и христианам, опять-таки, стоит отдавать себе отчёт, что именно они поддерживают (и уж тем более, в чём они участвуют, если сотрудничают с ЧВК).

Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 14.12.1974 (определение агрессии)7

Статья 1 Агрессией является применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства, или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций, как это установлено в настоящем определении.

7 Именно данная резолюция вводит определение «агрессивной войны», используемое в российском законодательстве (а ранее использовавшееся в законодательстве СССР).

Статья 2 Применение вооруженной силы государством первым в нарушение Устава является prima facie свидетельством акта агрессии, хотя Совет Безопасности может в соответствии с Уставом сделать вывод, что определение о том, что акт агрессии был совершен, не будет оправданным в свете других соответствующих обстоятельств, включая тот факт, что соответствующие акты или их последствия не носят достаточно серьезного характера.

Статья 3 Любое из следующих действий, независимо от объявления войны, с учетом и в соответствии с положениями статьи 2, будет квалифицироваться в качестве акта агрессии:

а) вторжение или нападение вооруженных сил государства на территорию другого государства или любая военная оккупация, какой бы временный характер она ни носила, являющаяся результатом такого вторжения или нападения, или любая аннексия с применением силы территории другого государства или части ее;

b) бомбардировка вооруженными силами государства территории другого государства или применение любого оружия государством против территории другого государства;

с) блокада портов или берегов государства вооруженными силами другого государства;

d) нападение вооруженными силами государства на сухопутные, морские или воздушные силы, или морские и воздушные флоты другого государства;

e) применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с принимающим государством, в нарушение условий, предусмотренных в соглашении, или любое продолжение их пребывания на такой территории по прекращению действия соглашения;

f) действие государства, позволяющего, чтобы его территория, которую оно предоставило в распоряжение другого государства, использовалась этим другим государством для совершения акта агрессии против третьего государства;

g) засылка государством или от имени государства вооруженных банд, групп, иррегулярных сил или наемников, которые осуществляют акты применения вооруженной силы против другого государства, носящие столь серьезный характер, что это равносильно перечисленным выше актам, или его значительное участие в них.

Статья 4 Вышеприведенный перечень актов не является исчерпывающим, и Совет Безопасности может определить, что другие акты представляют собой агрессию согласно положениям Устава.

Статья 58 1. Никакие соображения любого характера, будь то политического, экономического, военного или иного характера, не могут служить оправданием агрессии.

2. Агрессивная война является преступлением против международного мира. Агрессия влечет за собой международную ответственность.

3. Никакое территориальное приобретение или особая выгода, полученные в результате агрессии, не являются и не могут быть признаны законными.

8 Любопытно, насколько похожи формулировки этой статьи на ограничения оснований для войны, существующие в концепции «справедливой войны».

Статья 6 Ничто в настоящем определении не должно толковаться как расширяющее или сужающее каким-либо образом сферу действия Устава, включая его положения, касающиеся случаев, в которых применение силы является законным.

Статья 7 Ничто в  настоящем определении, и в частности в статье 3, не может каким-либо образом наносить ущерба вытекающему из Устава праву на самоопределение, свободу и  независимость народов, которые насильственно лишены этого права и  о  которых упоминается в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций, в частности народов, находящихся под господством колониальных и расистских режимов или под другими формами иностранного господства, а также праву этих народов бороться с этой целью и испрашивать и  получать поддержку в соответствии с принципами Устава и согласно вышеупомянутой Декларации.

Статья 8 При их толковании и применении изложенные выше положения являются взаимосвязанными, и каждое положение должно рассматриваться в контексте всех других положений.