Издание «Холод. Медиа» взяло интервью у священника Андрея Кордочкина, служащего в мадридском храме.
—Что бы вы сказали людям, которые искренне считают, что в церкви не место политике?
— А что мы считаем политикой? Один латиноамериканский епископ говорил: «Когда я кормлю бедных, то мне говорят, что я святой, а когда я спрашиваю, почему у них нет хлеба, мне говорят, что я коммунист». Грань, проходящая между политическим и не политическим высказыванием очень тонка. Современный публичный дискурс РПЦ невозможно всерьез называть аполитичным. Но в ангажированности обвиняются только те люди, которые говорят то, что другие не хотят слышать. Если я скажу, к примеру, что коррупция — это плохо, что фальсификация выборов — это плохо, меня обвинят в прокламации политических заявлений. Политическая ангажированность проявляется в том, что человек радуется убийству украинцев или россиян или желает победы одной из сторон. Но оценка убийства как зла — не политический акт. Церковь должна доносить, что жизнь каждого человека бесценна, что Бог желает видеть своих чад в мире друг с другом, не в состоянии войны и братоубийства. А в России заповедь Священного писания «Не убий» рассматривается как политическое заявление и наказуемое деяние. Почти любая нравственная аксиома сейчас может быть воспринята как политическая декларация, но это не означает, что мы не должны произносить нравственные аксиомы.
Поговорили об уже втором письме некоторых прихожан, недовольных высказываниями священника.
— Многие считают, что священник должен молчать: им кажется, что если он будет соблюдать молчаливую нейтральную позицию, то тогда в храме сохранится мир. Но это не совсем так, потому что молчание — это не нейтралитет. Молчание это, согласно пословице, знак согласия. И поэтому ты либо соглашаешься с тем, что происходит, либо говоришь, во что ты веришь.
Священника обвиняют в проукраинской позиции, однако он отвергает это обвинение:
— Основным мне кажется обвинение в политической ангажированности. Но дело в том, что я не считаю свою позицию антироссийской или проукраинской. Я говорю о том, что эта война — преступление не только против украинского народа, но и против русского. Война — преступление и против тех людей, которые сейчас посылаются на фронт, и против тех, кто пытается искать свободу и безопасность в эмиграции, и против тех, кто заперт внутри тоталитарной диктатуры.
