Олег Нагорный
Православный сектовед, блогер, публицист.
Мат. 6:34: «Итак не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы.»
В свете традиционной экзегезы этого места «превентивный» военный удар сочетает воплощение самомнения (претендующего на Божественное ведение и на Божественное право суда над народами) с маловерием, не готовым «возверзнути на Господа печаль свою» (ср.: Пс. 54:23).
Патриарх Кирилл, Андрей Ткачев и даже профессор Осипов в своих «духовных» апологиях преступной бойни, мотивированной страхом перед сочинённым агрессорами же возможным (!) вариантом будущего, расходятся с православной экзегетической традицией. Дам для краткости два примера: святоотеческий и академический.
«Итак, нам достаточно помышлений о настоящем времени: оставим заботу о будущем, которая ненадежна».
(Блаженный Иероним Стридонский)
«Второе предложение служит доказательством первого. Мы и в действительности заботимся только о нынешнем дне. Распространять свои заботы на завтрашний и несколько дней — не в наших силах. Наше так называемое «предвидение» часто не оправдывается в будущем. Смысл выражения, следовательно, таков. Заботьтесь (можете заботиться) только о нынешнем дне, как вы и обыкновенно это делаете. В завтрашний день наступят свои особенные заботы, свойственные только этому дню.»
(Толковая Библия под редакцией профессора Лопухин)
Когда Алексей Ильич на голубом глазу рассказывает, что Церковь никогда не стояла на пацифистских позициях, возможно его подводит память. До сращивания священноначалия с императорской властью как раз пацифизм был общей церковной нормой, а компромиссная позиция — редкостью.
В древних мартирологах достаточно примеров мучеников, пострадавших за отказ от военной службы. И раннехристианские авторы почти солидарно учат о несовместимости звания воина Христова со светским воинским званием.
Во 2 веке Иустин, Мученик и Философ, пишет:
«Каждый из нас прежде был одержим войною, убийством и нечестием всякого рода, но мы переменили воинские орудия на земле: мечи на орала, копья на земледельческие орудия – теперь мы возделываем благочестие, праведность, человеколюбие, веру, надежду»
(Диалог с Трифоном Иудеем, 110,3)
В одном из древнейших литургико-канонических памятников 3 века, «Апостольском предании», со всей строгостью говорится:
«Оглашаемый или христианин, желающие стать воинами, да будут отвержены, потому что они презрели Бога».
«Не должно быть никакого исключения в заповеди Божьей, что убить человека всегда грех, — настаивает «христианский Цицерон» Лактанций. — Носить оружие христианам не дозволено, ибо их оружие — только истина».
А из текста Тертуллиана следует, что воинская служба не совместима даже со званием рядового, которому не приходится приносить языческих жертв:
«Что касается воинской службы, которая также связана с властью и достоинством. На этот счет спрашивают, может ли христианин поступать на военную службу и допустимо ли даже простого воина, которому не обязательно совершать жертвоприношения и произносить приговоры, принимать в христианскую веру? Однако не согласуется Божья присяга с человеческой, знак Христа – со знаком дьявола, воинство света – с войском тьмы. Нельзя, имея одну душу, обязываться двоим – Богу и цезарю… Вопрос состоит в том, как человек этот будет сражаться, то есть я хотел сказать, каким образом будет он нести службу во время мира, без меча, который отобрал у него Господь? Ибо хоть к Иоанну и приходили солдаты, и приняли они некую форму благочестия, а центурион так даже уверовал, но всю последующую воинскую службу Господь упразднил, разоружив Петра. Нам не разрешено никакое состояние, служба в котором будет направлена на непозволительное для нас дело»
(De idololatria, 19,3)
В каноническом памятнике 3 века «Завет Господа нашего Иисуса Христа» от принимающих крещение военных требуется оставление воинской службы.
Редкие раннехристианские авторы, которые допускали военную службу, оговаривались, что только на условии не убивать ни при каких обстоятельствах. В «Канонах Ипполита Римского» (датируется около 4 века) 13-е правило гласит:
«Кто принял власть отдавать приказы убивать, и даже простой солдат, не должны этого делать ни при каких обстоятельствах, даже если они получат приказ. Они не должны участвовать в боях.»
А 14-ое правило уточняет:
«Не должно быть христианину в армии, за исключением случая, когда его принуждают взять меч в руки. В таком случае пусть он не берет на себя греха пролития крови. Но если кровь прольется, пусть он будет отстранен от таинств, чтоб хотя бы через наказание, слезы и стенания очиститься»
Даже 12-е правило Первого Вселенского собора на христиан, оставивших воинскую службу в связи с принятием Христа, но затем вернувшимся к ней, налагает строгую 10-летнюю епитимию:
«Благодатию призванные к исповеданию веры, и первый порыв ревности явившие, и отложившие воинские поясы, но потом, аки псы, на свою блевотину возвратившиеся, так что некоторые и сребро употребляли, и посредством даров достигли возстановления в воинский чин: таковые десять лет да припадают в церкви, прося прощения, по трилетном времени слушания писаний в притворе».
В тематической работе об истории отношения Церкви к воинской службе «Отлучить или прославить?» Игорь Петровский замечает, что попытки апологии воинов-христиан начались примерно со времени обращения Константина Великого.
«Именно с этого времени в римской армии появляются не только открытые христиане, христианские символы, но и возможность христианской службы. Из письма Василия Великого явствует, что в связи с массовым распространением христианства в армии данная тема перешла уже в стадию позитивной дискуссии – христиане-воины: кто они, «презревшие Бога», как читаем в «Апостольском предании», или найденные Им?»
И всё же «негативное отношение к армейской службе до-константиновской церкви не исчезло с обращением императора в христианство».
Поэтому, вероятно, «Сульпиций Север, духовный ученик и агиограф св. Мартина Турского, испытывает неудобство в связи с тем фактом, что его великий учитель после крещения принимает решение остаться в армии. В Vita Sancti Martini Сульпиций пытается минимизировать участие св. Мартина в армейских делах, сделать их номинальными – solo licet nomine militavit. Он даже оправдывает такое необычное поведение святого тайным миссионерским замыслом:
«Не сразу оставил Мартин военную службу, но был удержан просьбами своего трибуна, с которым находился в дружеском общении; тот обещал ему по окончании срока отправления своей должности [тоже] удалиться от мира. Потому Мартин, связанный этим обещанием, еще почти два года после своего крещения формально находился на службе».
Вполне возможно, что повествование в Житии о конфликте между воином Мартином и императором Юлианом призвано также компенсировать эту странность в поведении святого. Сульпиций вкладывает в уста Мартина совершенно дикое для римского офицера заявление «Я есть воин Христов, и сражаться мне воспрещено (Christi ego miles sum: pugnare mihi non licet)».
Примерно до 10 века известные слова Христа: «…аще кто положит душу свою за други своя…» (Ин. 15:3), которыми сегодня традиционно напутствуются воины, экзегетами никак с войной не связывались. Прежде всего их трактовали в прямом соответствии с контекстом — как предуказание на смерть Христа:
«Господь пришел умереть даже за врагов и, несмотря на то, Он говорил, что положит душу Свою за друзей, чтобы явно показать нам, что когда мы можем по любви сделать пользу врагам, тогда други наши даже те самые, которые преследуют нас».
(Свт. Григорий Двоеслов)
Евфимий Зигабен от имени Христа поясняет смысл в том же направлении:
«Больше той любви, которая настолько велика, что любящий жертвует душой своей за друзей, как Я делаю теперь. Итак, не вследствие бессилия, а из любви к вам Я умираю и согласно Божественному Домостроительству удаляюсь от вас; поэтому не печальтесь».
Святитель Иоанн Златоуст о том же:
«Чтобы показать, что Он добровольно и по любви, а не по необходимости или против воли взошел на него (крест), и что этот был для Него желательным, и весьма приятным, Христос говорит: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15:13)».
Во вторую очередь, конечно, экзегеты призывают нас подражать этой жертвенной любви Христа. Тот же Иоанн Златоуст в другом месте:
«Он говорит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Смотри, как он заботится и о тех, которые распяли Его, и которые столько оказали неистовства над Ним! Так говорил Он об них к Отцу: “Прости им, ибо не знают, что делают” (Лк. 23:34)! И впоследствии послал еще к ним учеников. Итак, поревнуем и мы этой любви, и будем взирать на нее, чтобы, сделавшись подражателями Христу, удостоиться и здешних, и будущих благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.»
Преподобный Марк Подвижник говорит о подражании апостола Христу и о необходимости нам подражать в этом апостолам:
«Так, вступив с нами в общение, приняли они [апостолы — ред.] и наши искушения, ибо говорят: «аще скорбим, о вашем спасении; аще ли утешаемся, о вашем утешении», приняв закон от Господа, Который сказал: «болши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин. 15:13). И они предали нам (то же), говоря: «яко Он (Господь) по нас душу Свою положи: и мы должни есмы по братии душы полагати» (1 Ин. 3:16), и еще: «друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал. 6:2).»
Итак, «…душу свою за други своя…» — это о жертвенном подвиге Христа и о нашей жертвенной заботе друг о друге. Понадобились века экзегетического, как модно говорить, «натягивания совы на глобус«, чтобы превратить благословение на жертвенное служение в благословение на убийство.
Никакие, даже самые святые мотивы, такие как защита гонимой Церкви Христовой, борьба с засильем языческого разврата и нечестия, не вдохновляли ранних христиан на то, чтобы с мечем на перевес ринуться защищать «христианские ценности«.
Между прочим и однополые отношения, ненависть к которым вдохновляет современных риторов РПЦ называть вторжение в Украину священной войной, в окружавшем их обществе были относительной нормой. Но даже в четвёртом веке (когда в армии уже достаточно христиан) местночтимый в Сардинии святой Люцифер, епископ Кальярский, настаивает, что христианские ценности воины Христа призваны защищать «не убийством других, а собственной смертью«…
Что же произошло с тех пор: поменялись евангельские идеалы нравственности, либо «симфонические» объятия кесарей не дают полной грудью вдохнуть священноначалию воздух благодати и истины? Если в таком положении тяжело дышать, может стоит отойти в сторону и отдышаться?
Не знаю как в Библии Патриарха, но в той, которую читаю я, Христос так наставляет апостолов вести себя, если в какой-то местности не хотят принимать их «традиционные ценности«:
«А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома или из города того, отрясите прах от ног ваших» (Мат. 10:14)
Другими словами, не хотят — не навязывайте: оставьте в покое перед лицом суда Божия. Апостолы так и поступали в дальнейшем: Деян. 13:51; 18:6.
А вот напутствия наподобие:
«А если не захотят принимать христианские ценности и погрязнут в пороках и мужеложстве, накройте поселения их «Искандерами», а сверху гусеницами танков проутюжьте!»
в моей Библии нет. В моей христиане евангелизируют Мир словом, а не мечём. Быть может у Патриарха эксклюзивный экземпляр?
