Расклеивала листовки с антивоенными стихами, пела на обыске и выходила на митинги с плакатами с евангельскими словами. Пообщались с томичкой Анной Чагиной, которая пронесла пацифизм через всю жизнь и получила за это уголовное преследование.
Анна Чагина — одна из героинь мониторинга преследований христиан за антивоенную позицию и за поддержку Украины, который ведет проект «Христиане против войны».
“Страна заново встала на рельсы, когда “мы самые лучшие”
Про Анну Чагину говорят, что она всегда была пацифисткой. Томичке довелось взрослеть в 90-е, тогда, когда рушилась советская парадигма о дружбе народов — Анна рассказывает, что для нее этот принцип был чуть ли не свят.
“Если уходить в детство, я же советский ребенок, могу сказать, что была пионеркой. Я не дочка диссидентов — мой папа инженер, мама — культработник. Совсем маленькой плакала, когда слушала песню “Пусть всегда будет солнце”. Когда случился распад СССР и республики получили независимость, было тревожно, но радостно в то же время. А вот когда начали говорить по ТВ о боевиках в Чечне, и началась чеченская война, тогда мне было лет 14, у меня было недоумение и большой вопрос по поводу происходящего. Где та самая дружба народов? Не то, чтобы мы совсем не обсуждали это дома, но и одобрения происходящего тоже не было. То, что в нашей семье были репрессированные, я осознала только к 2000м. “Дружба народов” и депортации как жестокая насмешка над людскими судьбами стали видеться в другой перспективе”.
После распада СССР бывшие страны соцлагеря стали одна за другой трансформироваться, в Югославии началась война, и тут Анна не смогла не отреагировать. Ту историю она называет романтической: вместе с будущим мужем и его подругой девушка сначала распечатала на принтере его антивоенные стихи, а потом с той же компанией расклеивала их по городу.
“Листовки печатались на тоненькой перфорированной бумаге, стихи были о бессмысленности войны. Тогда мы были юными, и, по сути, это не была политическая акция. Скорее крик о том, как несправедлива жизнь, и как жесток мир, и сколько это может продолжаться”,
— вспоминает она.
В нулевые у Анны родились дети, она также осуществила свою мечту и стала музыкантом.
“Читать новости и смотреть телевизор мне было скучно, как будто там ничего интересного и нового не рассказывали. Мои личные процессы — развод, воспитание детей, получение новой профессии — заняли всё мое внимание.
Но даже в моем информационном поле были война в Грузии и война в Сирии. Я особо не разбираюсь в политике – это значит, что моё видение происходящего ограничено. Но я краем сознания я понимала, что никакая война не приведет Россию к благоденствию. Какая помощь может быть далекой Сирии, если у нас внутри страны непаханное поле работы, и есть куда вкладывать средства? За войной всегда стоят те, кому это выгодно материально.”
А тем временем страна менялась. Анна вспоминает, что когда ее дети пошли в школу, она с ужасом обнаружила там ростки идеологии, которую не назовешь пацифистской:
“Страна заново встала на рельсы, когда “мы самые лучшие”. Про этот псевдо-патриотизм тогда еще никто не говорил, это был конец нулевых. В учебниках для начальной школы появились патриотические картонные лозунги, знакомые мне с детства. Иногда было такое впечатление, что только название страны изменилось. Потом это стало прорываться в праздновании дня победы, а когда Путин пошел на третий срок, никаких вопросов о надвигающемся коллапсе для меня не осталось.”
“Музыка способна защитить тебя, когда тебе плохо, я себя так защищала”
2014-й, вспоминает Анна, был для нее и ее творческого окружения продуктивным, как будто последний год, когда были силы на активную работу. И в то же время Россия захватила Крым, началась война на Донбассе. Те события Анна восприняла остро, и в марте 2014-го вышла на митинг.
В руках у нее был плакат “не стреляйте в братьев”, стояла солнечная весенняя погода. Как вспоминает томичка, за действия властей было стыдно.
Среди людей началось разделение:
“Кто-то из коллег поддержал захват Крыма и срочно поехал туда в отпуск, а я для себя решила, что туда не поеду, пока там будет такая ситуация, хотя многие предлагали. Были друзья, которые до 2022-го следили за каждым событием на Донбассе, рассказывали про это. Это была их личная боль, потому что у них там были родственники, и для меня это были важные голоса. Они помогали трезво смотреть на происходящее, не поддаваться иллюзии того, что все “нормально”.
Раскола среди моего круга общения как такового не было. Ведь каждый раз выбираешь, как строить отношения: с человеком или с его взглядами на жизнь. Близкие друзья разделяют мои антивоенные взгляды. А конфликты, которые были с кем-то, теперь потеряли всякий смысл: просто жизнь сильно поменялась, и ее начинаешь ценить по-другому, когда все мы, так или иначе, вписаны в военную реальность”.
Когда через 8 лет началось полномасштабное вторжение России в Украину, Анна снова вышла протестовать.
“3 марта 2022-го во время одиночных пикетов арестовали мою дочь и нескольких друзей, выписали им предупреждения. А буквально через день вступил в силу закон о дискредитации армии. Так что все, кто были на митинге 6 марта, знали на что идут. Я была в отчаянии, но сделать хоть что-то было лучше, чем не делать ничего.
Были несколько людей с плакатами, один человек держал репродукцию картины Верещагина “ Апофеоз войны”. Нас переполняло чувство негодования, было видно, что это общая беда. И тот митинг был общим делом — несмотря на его спонтанность, это не было собрание одиночек, это были люди, которые понимали, зачем они туда пришли. Когда меня задерживали, я держала плакат с цитатой из Евангелия “Блаженны миротворцы”.
Чем закончился митинг?
“Арестом, задержанием, знакомством с хорошими людьми в РОВД (другими задержанными) и разговором с фсбшником. Фсбшник задавал мне идиотские вопросы, пытался говорить о том, как он любит классическую музыку. Рассказывал, как наши доблестные воины спасают в Сирии русских девушек, спрашивал, знаю ли я украинский язык.
Разговаривать с ним я не стала, протокола допроса не было. В конце концов, угрожая мне, он сказал: “Не хотите по-хорошему, Анна Сергеевна, будет по-плохому”. Тогда меня и “взяли на карандаш”.
После пикета Анне присудили штраф в 45 тысяч рублей за “дискредитацию армии” — по курсу, который взлетел в феврале-марте, эта сумма равнялась примерно 450 долларам. Тогда на штраф Анне и ее подруге деньги собрали за два дня, и женщина говорит, что ни на минуту не сомневалась в человеческой солидарности, вот только не думала, что откликнется так много людей и так быстро.
А потом Анна заметила, что за ней следят, и “следят неумело”:
“Бывало так, что сотрудники ФСБ дежурили рядом с домом, где мы жили. У нас дворик тихий был, и закрытый. Посторонние люди или автомобили там были сразу заметны. Я каждый раз, когда проходила мимо какого-то человека, здоровалась. Потом в моих соцсетях стали появляться тролли и странные сообщения с давнишних аккаунтов учеников, с которыми мы несколько лет не общались.”
После объявления о мобилизации в сентябре 2022 г. силовики приходили ко всем участникам митинга 6 марта по месту прописки, в том числе к Анне, приносили на подпись бумаги, предупреждающие об ответственности за “повторное правонарушение”.
На Анну стали готовить уголовное дело по обвинению в “повторной дискредитации армии”, основанием послужили ее публикации в соцсетях. И в ноябре 2022-го к женщине пришли с обыском, и, пока все происходило, она пела. Анна шутит, что на обыске был ее “лучший концерт” в жизни:
“Накануне был мой день рождения, и, наверное, я не все тогда спела. Кроме того, не каждый же день приходят такие гости, и раз они пришли в мой дом, надо что-то для них сделать — например, спеть.”“Музыка способна защитить тебя, когда тебе плохо, я себя так защищала. Музыка дала мне воздух, стала моим ангелом, который помог мне все это пережить.
У меня в жизни были и другие критические ситуации, когда я пела: например, когда рожала детей.
Я верю, что для тех, кто присутствовал на обыске, остался след от моего пения, а больше мне ничего и не нужно, и рано или поздно этот след прорастет. Я педагог, и я знаю, что если что-то трогает душу человека, душа меняется. Этого хотелось для тех, кто пришел, я верю, что это возможно. Вопрос только, что делать с этим дальше, если твоя душа отозвалась на что-то прекрасное. Человек выбирает, задавить этот зов в себе или меняться, но это уже не моя ответственность”,
— делится Анна.
Какими бы ни были силовики, это не значит, что надо к ним относиться как к нелюдям, рассуждает женщина. Если к ним относиться так, как они проявляют себя, это тупик для общества. Анна вспоминает, что и участок, и изолятор, куда она потом попала — это места, лишенные жизни и любви, и говорит, что когда человек выбирает там работать, это повод для сочувствия к нему.
Христианская активистка призывает относиться с теплотой ко всем людям, независимо от того, кто они:
“Это сложно, наверное, и это все-таки еще не то же самое, что любовь. Христос призывал любить своих врагов, быть совершенными, как совершенен Бог, “который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных”. Быть светом для всех, а не только для тех, кто свой по стране, народу, по вере и духу. Подарить человеку улыбку, проще, чем сказать ему, что ты его любишь. Улыбнуться от души, взглянуть в глаза, даже если это фсиновец. Может, у него там что-то перевернется внутри? Хочется жить по-человечески и желать спасения всем”.
“Я не герой, просто нормальный гражданин, который выразил свою позицию”
После обыска Анна провела ночь в изоляторе. На следующий день был суд по установлению меры пресечения. Женщина получила запрет определенных действий: ей нельзя было выходить из дома с 22 до 6 часов, пользоваться интернетом, посещать массовые мероприятия, получать и отправлять письма.
Чтобы силовики могли контролировать, где она находится, женщине пришлось носить специальный браслет. Она вспоминает, что находила силы шутить насчет ограничений — “хорошая девочка должна в 10 вечера быть дома”:
“Можно было бы из этого устроить личную драму и говорить, ах, я несчастная, не могу поехать на дачу с ночевкой. Но я восприняла это как аскезу, не более того.
У меня в квартире стояло прослушивающее устройство, мы с близкими очень по этому поводу смеялись — я репетирую дома. Браслет с меня сняли за два месяца до суда, позвонили из ФСИН и сказали, что им нужен мой браслет. Я ответила, что он мне тоже нужен, т. к. у меня постановление суда о том, что я должна его носить. Сказала, приезжайте, снимайте его и регистрируйте, что вы его забрали”,
— рассказывает Анна.
Женщина вспоминает, что временами она и вовсе могла оказаться в СИЗО: было похоже, что силовики искали предлог для этого, мнимое нарушение режима пресечения. Особо отмечает инспекторов от ФСИН, которые мониторили ее соблюдение режима. Как-то раз, говорит Анна, они принесли ей пустые бланки с просьбой подписать, якобы не успели сделать это на работе, она категорически отказалась.
“Тогда было время, когда мне было очень тяжело. Когда мне сняли браслет, мера пресечения осталась до суда, инспекторы лично меня проверяли. Мало кому понравится находиться под таким зорким наблюдением правоохранительных органов, поэтому было очень одиноко. Это не упрек и не сожаление, просто был такой период. Поддержка была, но и атмосфера страха присутствовала, никому не хотелось быть замеченным.
Я тогда жила без интернета. Вспомнила много навыков, которые имела в доинтернетную эпоху, это помогло моему сознанию стабилизироваться и очиститься. Когда я попадала в общество людей, которые могли свободно говорить о войне, мне становилось плохо, у меня начинались панические атаки. Тот опыт, который я проходила в тот момент, сильно обострил мои чувства”,
— делится женщина.
Летом 2023-го Анну судили. Она рассказывает, что от уголовного суда ничего не ждала и не понимала, как там себя вести. В итоге выбрала более, как она считает, безопасный путь и не говорила на суде про Путина, чтобы защитить себя и, возможно, в чем-то обезопасить от заключения.
Суд Анна называет интересным опытом:
“Я говорю об этом сейчас довольно легко, меня сложно сломать, жизнь мне давала разные уроки и закалила меня. Суд был для меня новым опытом, но не таким, который бы меня шокировал. Доказывать свою правоту мне и раньше приходилось. Понимала, что кто-то, кроме судьи и присутствующих, это еще услышит, и мне хотелось, чтобы это были слова не только для судьи — слова какой-то принципиальной антивоенной позиции.
Видела людей, смотрела в глаза людей, смотрела на моего судью и свидетелей, которые свидетельствовали против меня, и видела, как на них влияло то, что я говорю. Это значит, что все было не зря, надо было это прожить. Считаю: то, что происходит в Украине и с украинцами, гораздо больнее, чем то, что было со мной. Это даже сравнивать невозможно. Я не герой, просто нормальный гражданин, который выразил свою позицию”.
Суд приговорил Анну к солидному штрафу размером в 100 тысяч рублей, то есть более тысячи долларов. Женщина выплатила эту сумму — со сбором опять помогли неравнодушные. Она вспоминает, что пока шло следствие и суд, ей собирали и на адвокатов, и просто на жизнь, так как заработка от уроков скрипки в частной студии Анне не хватало.
“Я восхищаюсь теми, кто остается в России и в РПЦ, и при этом верен Богу”
Еще до начала полномасштабной войны томичка хотела уехать из России — думала попутешествовать, заняться учебой. Но после 24 февраля, рассуждает она, мир совершенно изменился, и в нем стало намного сложнее делать то, что ей было близко.
“Решение уехать было тяжелым, у меня в России осталась семья. В то же время понимала, что я не смогу там жить, не буду молчать. Мне предлагали уехать еще когда только началось следствие, но я решила остаться до конца суда, понимая, что могу сесть в тюрьму. После суда, уже когда я подала на апелляцию, друзья подумали, что я решила принести себя в жертву. А я подумала, что апелляция–последнее, что можно сделать в рамках данного процесса. Понимала в то же время, что если останусь в России, буду угрозой и для себя, и для близких людей.
Мне было сложно находиться в России, я постоянно ощущала давление. Будто воздух отравлен и тебе нечем дышать. Есть только редкие моменты, когда ты встречаешься с любимыми, и этот мрак рассеивается. Так что внутренне готовилась к отъезду. Теперь понимаю, что у государства и была цель отправить меня куда подальше”,
— делится Анна.
В ноябре 2023-го Анна уехала из России. Переезд дался ей непросто, и в то же время сейчас женщине спокойнее: ушли панические атаки, появилось ощущение безопасности.
Анна признается, что не все близкие, которые остались в России, отнеслись с пониманием и приняли её решение покинуть страну. Пока что ей не удалось найти стабильную работу, зато получилось найти свою православную общину, которая поддерживает и помогает ей материально.
“Несмотря на свой отъезд, я восхищаюсь теми, кто остается в России и, особенно в РПЦ, и при этом верен Богу. Да, там есть люди, которые продолжают делать то, что делали до войны, стремятся сохранять себя, свою семью и души других людей от пропаганды, освещают не только свою жизнь, но и жизнь других. Я так не смогла. Теперь мне тоже хочется делать что-то конкретное здесь, особенно для таких же как я изгнанников. Пока я только размышляю, что бы это могло быть.
Христиане выбирают разные пути служения, разные жизненные пути. Теперь это и разные пути протеста. Потому что сохранить и приумножить таланты, данные тебе свыше, во время войны стало еще сложнее. Для какого-то христианина будет нормально выразить свой протест, для какого-то– “бежать в горы”. Кто-то будет спасаться тем, что построит дома и посадит сады в “Вавилоне”, потому что этот “вавилонский плен” неизвестно сколько продлится. Но Бог милостив…
Если еще говорить про христианство, то для христианина не важно, где ты находишься и что ты делаешь, важно, насколько всё это ведет тебя к Богу. Если ты не можешь приближаться к Богу в том, что ты делаешь, ты будешь разрушаться и погибать. Христианство это личностно ориентированная религия, в которой, как ни в какой другой, человеческое возведено в абсолют. Человек, его выбор и его душа бесконечно важны”.
Анна делится важным откровением о жизни в новой стране. По ее наблюдениям, там есть то, чего не было в России — можно жить с ощущением того, что твоя жизнь сама по себе ценна. Никто ничего особенного об этой ценности не говорит, не стоит с плакатами о том, как здорово просто жить, но как будто это есть в воздухе. Такой опыт хочется донести до соотечественников в России — по наблюдениям Анны, там ситуация другая: каждый день приходится бороться за свою жизнь и доказывать даже самому себе, что моя жизнь важна.
“Сердечная благодарность всем, кто мне когда-то помогал: следил за ходом моего дела, вытаскивал меня морально и материально. Не понимаю, почему я не села в тюрьму. Значит, так нужно, для того, чтобы я что-то полезное делала на воле”,
— подытоживает Анна.
