«Без справедливости и покаяния не бывает милосердия» — католик из полка им. Кастуся Калиновского

Мой собеседник — бывший боец белорусского полка в составе сил ВСУ имени Кастуся Калиновского. Белорус. Глубоко верующий католик. Его выбор — результат целостного мировоззрения, которое он активно формирует сам, не желая плыть по течению дефолтного конформизма и нарративов пропаганды. Из соображений безопасности мы не можем опубликовать его личные данные — это одно из условий интервью. Однако у редакторов «Христиан против войны» была возможность увидеть его документы. (В правописании «беларус» и «беларусский» сохраняю предпочтение собеседника.)

— Не раскрывая личных и установочных данных, расскажите, пожалуйста, вкратце о своей предыстории, то, что считаете уместным рассказать. Как Вы жили в Беларуси? Когда и по каким причинам уехали?

— Интересоваться политикой начал в 2010 году, благодаря российскому телеканалу НТВ, на котором был цикл репортажей «Крёстный Батька». Репортаж, несомненно, пропагандистский, но заставил залезть в Википедию и почитать о событиях 1995–1996  годов, ознакомиться с биографией политиков, журналистов, простых людей. Я с детства любил историю, но меня интересовала не хронологическая последовательность действий, я пытался размышлять о событиях и о том, что стало причиной этих событий.

Если в 2006 году я ещё учился в школе и не имел права голосовать, то в 2010 году уже ходил на встречи с кандидатами в президенты, в 2011-м участвовал в «хлопающих» (молчаливых) акциях протеста. Но я не ощущал себя частью толпы, хотя и требования были абсолютно понятны и близки, я всё-таки ощущал себя скорее наблюдателем.

2017 год — «тунеядские» протесты (протесты против введения налога для безработных — ред.), 2019 год — парламентские выборы, 2020 год — президентские выборы. Наблюдатель, волонтёр, дворовой активист — все эти годы я провёл «на острие меча», несколько раз был задержан, и, в конечном итоге, в 2021 году уехал из Беларуси в Европу.

— Расскажите о своём духовном пути. Какую роль в вашем мировоззрении и жизни в Беларуси играла вера? Как белорусский кризис, переезд и участие в боевых действиях сказались на вашей религиозности?

— На Гродненщине принято ходить в костёл по воскресеньям, но действительно к вере я пришёл лет в 16, тогда же и начал глубоко интересоваться религией. Диакон Андрей Кураев в каком-то своём интервью сказал, что период неофитства длится первые 10 лет. Поэтому первые годы я особо не «проповедовал», скорее отвечал на вопросы друзей и знакомых, когда они интересовались нюансами богословия или церковной жизни. Ни в школе, ни в университете не было возможности учиться на беларусском языке, поэтому могу сказать, что именно благодаря костёлу я освоил «мову».

Беларусский кризис показал мне, что без справедливости и покаяния не бывает милосердия. Не хочу углубляться в советский период, сконцентрируюсь на суверенной Беларуси. Мы размышляем о том, как могло произойти то, что произошло в 2020 году: силовой разгон, избиения, пытки, убийства. Почему это всё продолжалось в 2021, в 2022, продолжается в 2023?

На мой взгляд, этого не могло не быть и это будет продолжаться, потому что раз за разом мы переворачиваем страницу, «попускаем», духовенство говорит о прощении, что нельзя держать зло на других людей. Но мы упускаем важные элементы таинства покаяния: признание своих грехов — раскаяние за грехи — исповедь перед Богом — намерение в будущем их не совершать.

Разгон и избиение депутатов Верховного Совета, пропавшие чиновники, политики, журналисты, три «абароны Курапат» (мемориальный комплекс на границе Минска на месте массовых расстрелов репрессированных НКВД — ред.), силовые разгоны мирных собраний в 2006 и 2010 году, политзаключённые, «тунеядские» протесты, преследование анархистов — то, что произошло в 2020 году и происходит до сих пор – беспрецедентное по своей массовости и количеству жертв, но в этом нет ничего нового. Люди пропадали без вести в конце 90-х, в 2010-м людей находили повешенными (Олег Бебенин; создатель и руководитель одного из главных оппозиционных интернет-ресурсов Беларуси — сайта «Хартия’97» — ред.), анархистов пытали, футбольных фанатов сажали в тюрьму по надуманным обвинениям — но это всё были не мы, это маргиналы, «бчбшники». Посадили Павла Северинца (один из лидеров партии Белорусская Христианская Демократия, политический заключённый, православный верующий — ред.) — ну так он лез в политику; сломали челюсть Вячеславу Косинерову (активист анархического движения, политзаключённый — ред.) — ну так он сопротивлялся и вообще анархист; увезли на тракторе кресты, которые установил Дмитрий Дашкевич (общественный и религиозный активист, бывший лидер «Молодого Фронта», узник совести — ред.) в Куропатах — он их установил без согласования с властями… Список можно продолжать очень долго. Но мы наивно хотели видеть только хорошее: вчера политзаключённых выпустили, сегодня Макей (бывший министр иностранных дел Беларуси — ред.) вышиванку надел, концерт на «БНР-100» (празднование 100-летия объявления Белорусской Народной Республики — ред.) провели. И лучше же становится: беларусизация, даже на сутки не сажают, максимум штраф дают. Но покаяния не было. А без покаяния не может быть справедливости, а без справедливости и милосердия.

— Христианское богословие имеет несколько подходов к вопросу о войнах и участию в них христиан: пацифистский, концепт справедливой войны и даже богословие «священной войны», которое сегодня пытаются сформулировать спикеры Московского патриархата. Какой из этих подходов мотивировал вас к участию в войне на стороне Вооруженных сил Украины? Насколько морально тяжело далось Вам это решение как христианину?

— Сразу хотелось бы сказать, что я не выбирал быть или не быть в этой войне. Утром я проснулся, открыл новости, и увидел, что Россия перешла в наступление. Это не было чем-то неожиданным, уже несколько месяцев говорили о том, что может начаться война (хотя для Украины она началась в 2014 году). И я уже тогда думал о том, чем мог бы помочь. Например, поехать в Киев в больницу и мыть там полы, чтобы санитары могли больше времени уделять больным и раненым. Помогать расставлять еду в магазине, крутить самокрутки для бойцов из территориальной обороны — вариант воздержаться я не рассматривал изначально. До войны я был в Украине несколько раз, научился немного говорить на украинском, появились друзья среди местных. Да и как можно было не поехать, если есть возможность реально помочь людям на месте?

Службу в вооружённых силах я изначально не рассматривал. Я не боец, мысль об убийстве мне страшна, и просто не хотел ни обузой быть, ни выше своей головы прыгнуть. Поэтому, когда я узнал о том, что появилась беларусская рота, я решил просто помогать им время от времени. Закупал продукты, одежду, медикаменты, искал по всей Европе необходимое снаряжение и старался купить для наших бойцов. Постепенно рота росла и превратилась в отдельный батальон, где уже было много моих знакомых ещё со времён Беларуси, и почти сразу мне поступило предложение присоединиться. Сказали, что бойцы нужны, но «без тыла нету боя». Собрал вещи и купил билет в Украину (сразу не получалось приехать, потому что без бумаги не пропускали на границе). На собеседовании у меня спросили, что я как христианин буду делать в ситуации боя. Я ответил, что готов стоять в нарядах, готов стрелять, если на нашу базу нападут, но как на бойца на меня лучше не рассчитывать. Командование этот ответ устроил. Учебку я всё равно прошёл, но сразу после был назначен во взвод материального обеспечения. Изначально служил в тылу, после уже ближе к линии фронта.

Я не верю ни в справедливую войну, ни в священную, ни в пацифистскую. Есть агрессор, есть жертва. Есть захватчик, есть обороняющийся. Война – это всегда про убийство, а это чуждо Богу. Значит ли это, что стоило сдаться ещё в самом начале? Мой христианский опыт говорил, что нет. Что я и старался донести, когда была возможность проповедовать: наша цель не убить побольше «орков», наша цель –защитить наши семьи, наших родных, наш дом. Казалось бы, в обоих случаях мы говорим об убийстве, но разница в интенции. Иисус добровольно предал себя на смерть, и точно так же плетью (!) бил людей* и изгонял торговцев из храма (Иоанна 2:13–16). И если в твой дом пришли люди с оружием, а их ракета разбомбила дом твоего соседа, убили твоих друзей и друзей твоих друзей, то я верю, что Господь плачет вместе с тобой, а само богословие говорит о том, что необходимо приложить все усилия, чтобы остановить эту войну, остановить круговорот насилия, и призвать преступников к ответу, пусть даже и с оружием в руках.

Это всё о покаянии и том, что я имел в виду, когда писал о Беларуси. Были объективные причины того, почему Украине пришлось заключить Минские соглашения. Но преступник остался не привлечённым к ответственности. Международное сообщество «съело» Крым, а на Донбассе — «не всё так однозначно». Но если вслед за грехом не следует покаяние, то следующая стадия — ещё больший грех, и ещё больше насилия и смертей.

— Не чувствовали ли Вы, что участвуете в чужой войне, которая не касается Беларуси и белорусам на ней делать нечего?

— Беларусь предоставила России право прохода армии, а также позволила использовать территорию для нанесения ракетных ударов, поэтому говорить о том, что это нас не касается и это не наша война, априори неверно. Тот монстр, что ломает наш народ вот уже почти 30 лет, ворвался в Украину. Под другой личиной, но суть та же. К тому же, я верю, что без свободной Украины не будет свободной Беларуси.

Беларусы всегда были с Украиной. Один из первых героев небесной сотни — беларус Михаил Жизневский (уроженец Гомеля, погиб во время противостояний на улице Грушевского в Киеве, Герой Украины посмертно — ред.), беларусы ещё в 2014 году взялись за оружие, сражались и погибали за независимость Украины. Поэтому наше участие в этом конфликте было предопределено с самого начала.

— Недавно Украинская Православная Церковь отказалась от защиты со стороны России в Совбезе ООН, потребовав, чтобы страна-агрессор прекратила использовать религиозный фактор в политических целях. Из многочисленных источников известно, что и гражданское общество оккупированных Россией территорий Украины не радо таким «освободителям». А с какими настроениями украинцев в свой адрес сталкивались вы? Не встречали ли Вы массовый негатив: мол, какое моральное право Вы, иностранцы, мешаете России нас освобождать?

— Должен сказать, что во время войны я сталкивался в основном с волонтёрами, с людьми, нуждающимися в помощи, и с военнослужащими. Поэтому я ни разу не встречал людей, которые ждали «освободителей». Я слышал истории о людях, которые с водкой встречали российских солдат где-то в районе Бучи, но сам с подобными настроениями не сталкивался.

А так больше вопросов было от пограничников: «Неужели и вправду приехал на войну?»

— Насколько я знаю, вы еженедельно служили обедницы для верующих бойцов. Насколько они были востребованы? В какой мере, по вашим ощущениям, в целом религиозен полк Калиновского? Бывали ли конфликты на почве разного мировоззрения или случаи религиозной дискриминации?

Как только я приехал в полк Калиновского (на тот момент ещё батальон), я занимался в учебке, и просто присматривался к людям. Приближалась Пасха (по православному календарю), и бойцы, с которыми на тот момент удалось познакомиться, сказали, что хотели бы посетить литургию. Я поднял этот вопрос перед командованием, нам выдали несколько машин, и мы поехали в храм.

Всегда с теплотой вспоминаю момент, как несколько бойцов уже вечером, после занятий, красили яйца на кухне. А вот куличи ни испечь, ни купить, уже не хватало времени. Мы приехали к храму, положили в касках яйца, и ждали, когда выйдет священник их освятить. И прихожане в очереди увидели, что мы без куличей — и сразу начали предлагать нам свои. Как это Пасха и без кулича! Это было приятно.

После Пасхи я решил, что надо организовать регулярные службы в батальоне. Священника у нас не было, но я знал обедницу — это служба мирянским чином, которая служится вместо литургии в отсутствии священника.

Снова обратился к командованию, как мне показалось, на меня посмотрели с усмешкой, но дали добро, если по воскресеньям и не будет мешать занятиям. Мне выделили помещение и дали добро на «рекламу» служб среди личного состава. Я думал, что на службу будут приходить человека 4, но с самого первого раза у нас сложился костяк из человек 10–12, которые ходили регулярно и периодически приходили другие бойцы, по возможности и интересу. Служить сразу стали на беларусском языке, перед службой я рассылал всем тексты, сверяясь с богослужебными указаниями. Изначально я всё делал сам, после начал делегировать чтения и псалмы другим, распределяя между бойцами. Мечтой было найти человека, который ещё умел бы петь.

Здесь важно понимать, что в полку были все: левые, правые, айтишники, юристы, экологи, бывшие государственные управленцы и сотрудники органов внутренних дел… разве что откровенных русофилов не было. Были те, кто причислял себя к католикам, православным, протестантам, мусульманам, язычникам — но мы редко серьёзно обсуждали довоенное прошлое друг друга, как в целях безопасности, так и просто потому, что времени свободного было немного. Но в конфликты между собой из-за взглядов не вступали просто потому, что у нас была общая цель. Поэтому я никогда не слышал претензий в свой адрес, наоборот, когда мой отряд переехал в новое расположение, украинскому командованию ставили в пример, что вот у нас даже службы есть по воскресеньям. Посмеивались, конечно, при этом, но и препятствия не чинили.

— Поддерживали ли Вы отношения с мирянами или капелланами других конфессий? Насколько удавалось Вам найти общий язык?

— Ко мне на службу ходили греко-католики, католики, православные, протестанты — наши двери были открыты для всех. Один только припомню случай, боец наш инициативу поддерживал, но молиться вместе с нами отказался, поскольку это экуменизм, и по канонам нельзя.

Мне так же дали контакт капеллана греко-католика, когда я начинал готовить службы, я с ним созванивался и консультировался в моментах проповеди, и в целом как говорить о войне языком христианства для солдат.

— Помогала ли вера Вам и другим сослуживцам переживать трагедии войны и при этом избегать ненависти к солдатам противника?

Мне трудно ответить на этот вопрос, особенно за других. Мне – однозначно да. Я собирал посылку для Павла «Волата» (командир роты батальона Кастуся Калиновского — ред.), подписал её. А на следующий день мне сказали, что ничего отправлять не нужно, он погиб.

Когда узнал, что в результате обстрела Одессы погибла женщина и её ребёнок, когда ракета прилетела в 30 метрах от нас, когда я увидел своими глазами, что сделали в Ирпени — приходят разные мысли: отчаяние, гнев, ненависть, желание найти каждого виновного и заставить перенести то, что перенёс я и близкие мне люди. Но через веру я понимал, что эти мысли разрушают меня. Я имею право злиться, имею право страдать, но я должен концентрироваться на любви и на том, чтобы защитить то, что мне дорого. И в любви к моим побратимам, в любви к моим близким и друзьям, в любви ко всем людям нет места ненависти. Любить — это приятно, хоть иногда и очень тяжело и больно. Но в любви я чувствую созидание. А ненависть только разрушает, и, если я буду ненавидеть, значит для любви не останется места.

— Удаётся ли в окопах (буквально и метафорически) жить в ритме годового литургического календаря? Как в полку проходили крупные католические праздники?

— Поскольку большая часть моих «прихожан» были православными, я руководствовался православным богослужебным календарём. С католиками после каждой службы мы читали розарий. Иногда такое случалось, что в воскресенье из-за задач люди не могли присутствовать на службе, тогда я выкладывал её текст в чате для того, чтобы народ мог помолиться, когда появится свободное время в течение дня.

— Следили ли Вы за тем, как реагируют на войну высшие церковные иерархи, включая папу Франциска? По-вашему, той реакции, которая была со стороны РКЦ, достаточно или нет? Чтобы ещё могла сделать РКЦ для прекращения войны?

Папа Франциск и до 24 февраля помнил про Украину, взять хотя бы проект «Папа для Украины», в рамках которого было собрано около 16 миллионов евро. «Каритас» (международное объединение католических благотворительных организаций, имеющее 154 национальных отделения и действующее в 198 странах и регионах мира — ред.) и сейчас работает по всей стране. Если мы говорим о «сказать» — высшие церковные иерархи католической церкви сказали всё, что было можно и нужно. А вот «сделать» — не знаю, я не работал при Апостольском Престоле и не знаю, какие у них есть реальные механизмы, чтобы повлиять на прекращение войны. Наверное, правильно было бы сказать, что никакая помощь не будет считаться избыточной, нельзя сказать «мы уже делаем что можем», пока война не закончена. Это как раз таки работа всех этих больших людей в белых одеяниях, красных или лиловых пиусках, чтобы работать над новыми формами помощи и улучшению старых.

— Нынешняя идеология российской оккупации во многом строится на религиозных предпосылках: якобы Россия защищает в Украине традиционные ценности и воюет — уже так пропагандисты на российских телеканалах и говорят — с сатанистами, язычниками и антихристами: с заговором мировых сил зла. А значит, дескать, с российской оккупационной армией Бог (сравн.: Римлянам 8:31), подобно тому, как Он был с Израилем в его войнах с языческими насельниками Палестины. А следовательно, участие в «спецоперации» — дело богоугодное. И даже, по обещанию патриарха Кирилла, гарантирует павшим воинам райские обители. Как бы Вы как христианин парировали на такое богословие «священной спецоперации»?

— Война — это когда люди убивают людей. Есть ли в Украине люди, которые придерживаются национал-социалистических взглядов? Определённо, отдельные люди открыто об этом говорят. Есть ли в Украине «ЛГБК+» персоны — конечно. А разве в России их нет? Я специально не искал свидетельства «ЛГБТК+» людей, которые воюют на стороне российской армии, но встречал публикации в открытых источниках, где у бойцов российской армии были татуировки со свастикой, шевроны с мёртвой головой, коловратом — эти люди тоже борются с язычеством и нацизмом? Те же самые публицисты могли написать о «фашизме в Украине», а в следующей публикации писать о том, что Зеленский «русскоязычный еврей», что всё это заговор сионистов и коллективного Запада, тайного мирового правительства, чтобы ослабить Россию. А ведь в России до сих пор огромное количество язычников, и я сейчас говорю не о мусульманах, а о традиционных народах, которые практикуют шаманизм. В отношении них тоже нужно провести специальную военную операцию? (Не дай Бог!)

Поэтому мне просто не интересно вступать в дискуссии в этом поле. Я не вижу в этом смысла, потому что вижу осознанное искажение фактов и подмену понятий. Эти люди пытаются не донести свою точку зрения, а работают над «оболванием» населения. Этот как в одной из бесед протоиерей Андрей Лемешонок (духовник Минского Свято-Елисаветинского монастыря, поддерживающего российский оккупантов и морально, и материально — ред.) сказал, что не понимает за что каяться сотруднику ОМОН, избившему протестующего — мне нечего сказать этим людям. Только молиться об их вразумлении.

Но это порождает другую проблему. В нашем регионе люди потребляют контент в основном на русском языке. Большая часть людей являются православными. Есть конечно духовенство и миряне уровня Гуайта, Уминского, Кураева, Михнова-Вайтенко, Василевич — но их голос звучит не так громко, как транслируемый в новостях голос Патриарха Кирилла или Андрея Ткачёва. И для обывателя может показаться: «Вот она, церковь. Теперь я понял, почему народ не возражал, когда Пётр Первый упразднил патриаршество, а при советах ещё и помогал раскулачивать духовенство». Поэтому для меня особенно важно, чтобы были и звучали такие проекты, как «Христиане против войны», чтобы и простой обыватель, и верующих человек видел, что всё хорошо, что он правильно Библию читает, а владыки не всегда правы.

— А может есть доля правды в российской пропаганде? Не почувствовали ли Вы засилье в рядах ВСУ оккультно-сатанинской идеологической атмосферы? Не чувствуют ли бойцы-христиане себя белыми воронами среди поклонников Бафомета, Антихриста и прочих сил, представляющих мировой антихристианский заговор?

— Как я говорил, я встречал солдат, которые относили себя к язычеству. Но ни разу не встречал инициатив, например «Давайте все вместе отпразднуем Йоль». А вот в храмах, даже в рядовое воскресенье, я встречаю военнослужащих ВСУ постоянно.

— Как Вы относитесь к христианам, избравших для себя в условиях войны путь пацифизма: которые не желают проливать кровь, но помогают жертвам войны и бойцам на передовой из тыла — используя навыки мирных профессий и на волонтерских началах?

— Для того, чтобы победить в войне, не обязательно держать в руках автомат. Кто-то готовит еду, кто-то шьёт маскировочные сети, кто-то донатит, кто-то поддерживает критическую инфраструктуру, а кто-то просто платит налоги. Важна любая помощь. Да и в украинской армии не такой подход. Я не могу говорить за все воинские подразделения, но то, что видел я — если ты хочешь на войну, ты пойдёшь на войну. Если не хочешь, но тебя призвали — поговори с руководством, и найдётся для тебя служба, где не придётся стрелять. В Украине система управления войсками построена очень эффективно, никто не будет тыкать в тебя пальцем, что ты тыловик, ведь ты ремонтируешь машину, без которой солдаты не доедут до фронта. Само же командование заинтересовано в сохранении личного состава, и брать на операцию человека, в котором ты не можешь быть уверен, что он выстрелит, это значит подвергать опасности весь отряд. В здравом уме на это никто не пойдёт.

— Каково Ваше отношение к Украинской Православной Церкви и к тому факту, что ей теперь занимается СБУ? И, если можете как-то судить, каково, по вашим ощущениям в целом, отношение бойцов с украинской стороны к УПЦ?

— Мне трудно говорить об отношении к Украинской Православной Церкви просто потому, что это не моя церковь, и я не знаю этих людей. Из того, что вижу, ряд священников и даже епископов участвовали в сепаратистском движении. Но в то же время, я постоянно вижу отчёты о том, как какой-нибудь приход или епархия в очередной раз передаёт гуманитарную помощь для ВСУ и беженцев. И таких новостей я вижу больше, чем о предательстве. Насколько мне известно, один из администраторов телеграм- и ютуб-канала «Перший Козацкий» сейчас служит в ВСУ.

Поэтому со своей стороны я бы не сказал, что эта церковь полностью «московская». Но мне их по-человечески жаль. С одной стороны, это до сих пор самая большая церковь в Украине, а по количество монашествующих нечего и сравнить с ПЦУ (по моему мнению, костяк любой православной церкви — это монашество). Посмотрите сколько приходов УПЦ открылось за границей после февраля 2022 года, и в них много людей. Но просто взять и уйти в Константинопольский Патриархат они не могут, потому что не признают ПЦУ. И от Москвы они тоже отвязаться не могут по какой-то причине.

Не так давно группа православных священников и мирян задала ряд хороших вопросов о том, было ли действительно «отсоединение» от Московского Патриархата. Самостоятельно объявить автокефалию — даже не представляю, сомневаюсь, что другие церкви признают. То, что сейчас государство вмешивается в дела церкви, решают, кто будет молиться в Лавре — мне это не очень нравится, но, если посмотреть с исторической перспективы, так было всегда. Старообрядческий раскол, ликвидация патриаршества, Полоцкий Собор, восстановление патриаршества, Львовский Собор — где православие, там и государственное вмешательство. Ещё император Константин, будучи язычником, говорил о себе как об «архиерее архиеерев»**. С чего бы сейчас вдруг стало по-другому?

Для меня, как для католика и христианина, это печально, что церкви так борются между собой. Ведь это в конечном итоге не приведёт к увеличению числу верующих. Быть может, кто-то и перейдёт в ПЦУ, но как я вижу большая часть православных остаётся в УПЦ с неясным каноническим статусом. Миллионы людей за церковной оградой. Но важно понимать, что в церковь относительно всего населения ходит не так много народа. И подобные процессы точно не послужат воцерковлению. Человек скорее разочаруется и просто пройдёт мимо, потому что не увидит этой самой христианской любви, только битву за здания с куполами, священников, желающих смерти друг другу, и просто пропаганду, но не Христа, а чего-то другого.

Не менее важный вопрос, как поведут себя верующие солдаты, которые относят себя к УПЦ, когда вернутся домой и услышат, что Успенский Собор Киево-Печерской Лавры больше «не их». Но это уже вопрос, который нужно будет решать самим украинцам.

— Разрешите напоследок непростой вопрос. Поддерживаете ли вы идею, что после освобождения Украины полк Калиновского должен, при благоприятных обстоятельствах, принять участие в освобождении Беларуси? Вы можете оправдать, что в таком случае белорусы могут стрелять в белорусов?

— Если обстоятельства будут складываться так, что беларусская армия ступит на территорию Украины, либо же Украина будет вынуждена зайти на территорию Беларуси (что на мой взгляд маловероятно), то я уверен, что беларусские добровольцы будут в первых рядах, по-другому и быть не может.

Могу ли я оправдать ситуацию, когда беларус будет стрелять в беларуса… Это ужасно. В такие моменты мне кажется, что я понимаю, что чувствовали украинцы, когда начались боевые действия в 2014 году. Но в данном случае я стараюсь думать не о ситуации, а о том, что к ней привело. Необходимо побороть то зло, что уже несколько десятилетий терзает наш народ и весь регион.

___

* В христианстве существует и другая традиция прочтения этого эпизода, не позволяющая видеть в нём оправдание насилия. «Следует заметить, что, сделавши бич, Иисус Христос не бил людей, но только устрашил их и удалил, а овец и волов, конечно, ударял и выгнал», — подчёркивает византийский экзегет 11 века Евфимий Зигавинос (Зигабен). Убеждение, что Иисус никого ни при каких обстоятельствах не бил служит в каноническом праве аргументом, запрещающим и духовенству бить кого-либо. Так 27-е Правило святых Апостолов гласит: «Повелеваем епископа, или пресвитера, или диакона, биющаго верных согрешающих, или неверных обидевших, и чрез сие устрашати хотящаго, извергати от священного чина. Ибо Господь отнюдь нас сему не учил: напротив того, сам быв ударяем, не наносил ударов, укоряем, не укорял взаимно, страдая, не угрожал». — Примечание редактора.

** Термин «епископ епископов» в отношении государей употреблял русский богослов архиепископ Феофан (Прокопович). В этом духе он трактовал и фразу императора Константина, сказанную полушутя за обедом с епископами: «Меня можно назвать поставленным от Бога епископом дел внешних». Но сам Константин себя «епископом епископов» не называл. Впрочем, близкий по значению титул взял себе в XII веке византийский император Исаак II Ангел: «эпистимонарх», в значении присматривающего за Церковью. Сам термин родом из монашеского быта: эпистимонархи следили за дисциплиной и исполнением устава. — Примечание редактора.

Подробнее:

Византийский словарь: в 2 т. / Т. 2. [ сост. Общ. Ред. К.А. Филатова]. СПб.: Амфора. ТИД Амфора: РХГА: Издательство Олега Абышко, 2011 — с. 522.